Апокрифы, околохристианские тексты

"Житие Андрея Юродивого” - это памятник византийской церковной литературы X века, автором которого считается константинопольский монах Никифор. Несмотря на время создания "Жития” (X век), его всё-таки можно рассматривать как свидетельство идей первых веков, поскольку речь в нём идёт о христианском подвижнике и аскете V века. Андрей Юродивый, отвечая на вопросы своего ученика о кончине мира, подробно рассказывает о грядущих событиях.

Житие и деяния святого отца нашего Андрея,
Юродивого Христа ради

Хочу я изложить перед вами, о возлюбленные, жизнь богоугодную и деяния безупречные достойного мужа. Прошу вас, внемлите тому, что я буду говорить, ибо предмет сей источает мед, благоухание и дивную радость. Посему приготовьтесь, о великодушные, вы­слушать этот мой рассказ, дабы и я сам с большим желанием при­ступил к своему труду и изложил пред вами духовные подвиги это­го мужа.

В царствование христолюбивого Льва Великого был в Констан­тинополе некий муж по имени Феогност, которого благочестивый царь почтил саном протоспафария, а затем и стратилатом в восточ­ных землях назначил. А муж сей, хотя ранее и приобрел много ра­бов, позже купил себе еще других, среди которых был и тот, имя которого ныне прославляется мною, недостойным. Родом он был скиф, а купил его господин, когда он был еще ребенком. Мальчик был весьма красив видом, так что даже его хозяин им восхищался и использовал для важных поручений, а для изучения Священного Писания отдал его в школу. Отрок же, будучи смышлен, в скором времени выучился Псалтири и счету, так что даже учитель дивился его одаренности, да и никто не мог подумать, что он скиф, из-за его внешнего вида, а также из-за благоразумия души, скромного пове­дения и аккуратности записей. Посему хозяин назначил его при себе писцом. И был он очень любим господином своим и госпожою, рав­но и все домочадцы сильно привязались к нему. Хозяин же одари­вал его щедрыми дарами, отдавая ему многое из одежды, в которую до этого сам облачался, ибо видел, как тот по своей доброй воле про­являл старание в его дому, так что наблюдавшие это говорили, дес­кать "раб облачен в лучшие одежды, нежели господин". А читать он любил Священное Писание, но еще больше мученичества святых и жития богоносных отцов, отчего воспылало сердце его верою в них и пробудилось для подражания прекрасным их деяниям. И вот, на­чав с самого себя, двинулся он по такому пути.

1. О НАПАДЕНИИ В ТЕАТРЕ.

Однажды ночью, встав со своего ложа, он принялся молиться наподобие рекшего: "В полночь вста­вал славословить Тебя за праведные суды Твои". Тогда, исполнен­ный зависти к нему, явился коварный дьявол и начал со страшным грохотом стучать в двери комнаты, в которой жил юноша. И вот, охваченный страхом, оставив молитву и бросившись на ложе, он спрятался под своей козьей накидкой. Увидев это, сатана возрадо­вался и говорит будто бы кому-то вроде него самого: "Посмотри-ка на этого селееда![1] И он вооружается против нас!" Сказал это и исчез. Вслед за тем блаженный юноша, впав в глубокий сон, видит, будто находится он в театре[2], и с одной стороны перед ним множество оде­тых в белое и прочих благовидных людей, с другой же стороны - бесчисленная толпа черных эфиопов.[3] И между обеими сторонами происходит состязание в беге и борьбе. Ведь среди эфиопов был один темнокожий огромной величины, и они хотели, чтобы облаченные в белое бежали и боролись с ним, ибо он возглавлял легион сатаны. И в то время как блаженный стоял там и слушал, вдруг спустился сверху прекраснейший юноша, державший в руке своей три венца: и один был изукрашен чистым золотом и камнями драгоценными, другой - многими жемчугами, а третий сплетен из всевозможных роз, и лилий, и растений райских, так что был неувядаем. И такое благоухание от него исходило, какое ум человеческий выразить не может. И вот, увидев их, блаженный возрадовался и пожелал уз­нать, как же получить ему один из тех венцов. И, подойдя к пре­красному юноше, рек ему: "Скажи, Христа ради, за сколько про­даешь их? Даже если я не смогу купить их сразу, то побегу и сообщу господину моему, и ты получишь от него столько золота, сколько захочешь". Тогда юноша, улыбнувшись ему, сказал: "Поверь мне, о дорогой друг, что если бы ты принес мне злато всего мира, я бы не отдал ни единого из этих цветов ни тебе, ни кому-либо другому, ни зовущемуся твоим господином, ибо не из этого суетного мира они, как ты подумал, но из сокровищ небесных, которыми увенчивают­ся одолевающие этих эфиопов. Итак, если ты хочешь получить один из этих венков, выйди вперед и порази этого черного, как копоть, эфиопа, и если ты победишь его, не только эти, но и другие, какие пожелаешь, венцы получишь от меня". Услыхав такое, блаженный Андрей воодушевился и говорит ему: "Господин мой, поверь, что я исполню сказанное мне тобою, только поведай мне об их хитростях". Тот же ответил: "Эфиопы, хотя и дерзки, однако трусливы и бес­сильны. А посему не страшись огромного его вида, ибо подобно овощу он гнил и немощен". Этими словами умастив его и схватившись с ним, как будто в борьбе, он обучил его, как выстоять против эфио­па. И сказал ему: "Когда он поднимет тебя, не пугайся, но сцепись с ним крестообразно, и увидишь славу Божию". Тогда вышел Анд­рей и прокричал громогласно: "Сюда, чернокожий, давай-ка побо­ремся с тобою!" И эфиоп приблизился и, усмехаясь, схватил его, но Андрей, сцепившись с ним крестообразно, швырнул его оземь, так что тот остался лежать без звука. Тогда великая радость случилась среди облаченных в белое, и они подняли его на руки и принялись целовать, умащая его благовониями духовными. А когда толпа эфи­опов исчезла с великим стыдом, явился тот славный юноша, пода­рил блаженному Андрею драгоценные венки и, облобызав его, ска­зал: "Отныне ты наш друг и брат; а посему беги нагим в этом пре­красном ристании, стань юродивым ради Меня, и Я сделаю тебя причастным многих благ в царствии Моем". Проснувшись, блажен­ный удивился виденному им.

А с наступлением утра он приходит ко мне, недостойному, и пове­ряет мне свое видение. Я же, выслушав его, поразился, ибо благоуха­ние от него исходило невидимо, словно от мира драгоценнейшего. Поразмыслив же вдвоем, мы решили, что выставит он себя на посме­шище вроде одержимого демоном и безумного ради того, кто сказал: "Стань безумным ради Меня, и многих благ вкусишь в царствии Мо­ем". Иначе ведь не мог он уйти от земного своего господина.

2. О РАССТРОЙСТВЕ УМА.

Следующею ночью, поднявшись в полуночный час, он молился. По окончании молитвы он взял нож, отправился к колодезю воды и, сняв свой хитон, начал рубить его на мелкие кусочки, словно лунатик, произнося в смятении какие-то слова с бессвязными звуками, как делают умалишенные. Повар же, пробудившись и подумав, что время к утру, вышел, чтобы на­брать воды, но, увидав случившееся, выпустил кувшин и закричал находившимся в доме: "Андрей свихнулся: он сидит возле колодца, окончательно разорвав свой хитон". Услышав это, его хозяин силь­но опечалился. Он встал и вышел вместе со своею супругою и всеми домочадцами. Они увидели обезумевшего и стали громко рыдать и горько оплакивать его, принимая за правду все, что им совершалось. Господин же его, в великой печали по случившемуся с Андре­ем, отправляет его в священный храм святой и славной мученицы Анастасии, который построил благочестивый Лев Макел, и при­казывает, чтобы заковали его, послав при этом ризничему очень много денег на лечение Андрея.

Целый день праведник вел себя и разговаривал как настоящий умалишенный, а ночью, оставшись один, он сокрушался, молясь и призывая мученицу Христову явиться ему, если угодно было ей дело, затеянное им. Наконец, прервав ненадолго стенания и молит­ву, он видит: вот, является зримо некий старец, исполненный вели­кой славы, с пятью женами, которые навещают больных одного за другим. Призрев остальных, приближаются они к Андрею. Тут старец шутя говорит блистательнейшей из жен: "Госпожа Анастасия, разве ты не уврачуешь его?" А она в ответ: "Его наставник уже посетил его, и более он не нуждается ни в каком лечении, ибо ска­завший ему: "Стань юродивым ради Меня, и Я причащу тебя мно­гих благ в царствии Моем", излечил его, и в ином врачевании у него нет необходимости, но станет он для Господина избранным оруди­ем, святым и возлюбленным в духе". Старец сказал: "Знаю и я, госпожа моя, знаю". Сказав это и поцеловав его в знак Божьей люб­ви, они вошли внутрь храма, чтобы помолиться. А святой, поражен­ный тем, что привиделось ему, восславил Бога и святую мученицу Анастасию, поспешившую ему на помощь.

3. О НАПАДЕНИИ ДЬЯВОЛА.

Просидев весь тот день в оковах, он ничего не ел. А с наступлением ночи, когда он возносил молитвы в сердце своем к Богу и к святой мученице, в полночь предстал пред ним воочию дьявол в облике эфиопа со множеством демонов, дер­жавших в своих руках топоры, и у одних были кинжалы, у других - деревянные дубинки, у третьих - длинные и широкие клинки, у четвертых - веревки. Тут эфиоп, громко заскрежетав зубами, бро­сился к праведнику, дабы нанести ему удар кинжалом, и таким же образом бывшие с ним все вместе двинулись на него. А блаженный Андрей простер свои руки и со слезами воззвал к Богу: "Господи, не отдавай диким зверям душу, преданную Тебе". А после этого доба­вил: "О святой Иоанн, апостол и Богослов, помоги мне". И тотчас раздался звук, будто от толпы, и се - явился некий старец с высо­ким челом и большими очами, ликом подобен солнцу, и с ним лю­дей великое множество. Начертав в воздухе знак креста, говорит он бывшим с ним: "Заприте ворота, дабы никто из них не сбежал". Они же, быстро исполнив приказание, всех их заточили. Тут, оказавшись в заточении, стали они вопить друг другу: "Горе нам за тот час, ког­да нас ввели в заблуждение: Иоанн ведь суров и жестоко накажет нас". И как только приказал почтенный тот старец своим спутни­кам, сбросили они цепь с шеи блаженного Андрея, и, взяв ее, он стал за воротами и говорит: "Выносите мне их одного за другим". Тогда принесли они первого и распластали на земле, а Андрей отмерил ему сотню ударов. Вслед за тем распластав другого, он и его высек по примеру первого и так же нещадно обошелся со всеми остальны­ми. Когда же блаженный Андрей услыхал ропот демонов, смех ов­ладел им, ибо воистину он так их высек и задал им такую трепку, какую естество не выдержит. А бичующие демонов так восклица­ли: "Ступайте и покажите отцу вашему сатане, коли то будет ему приятно".

После того как все эфиопы исчезли, пришел почтенный тот ста­рец к рабу Божьему и, накинув ему цепь на шею, молвил: "Посмот­ри, как торопился я на помощь к тебе, потому что сильно беспокой­ство мое о тебе: мне ведь предписал печься о твоем спасении сам Гос­подь, заботящийся и дающий всем людям то, что им нужно. Посему крепись, чтобы стать испытанным во всем: скоро ведь и ты будешь свободен отправиться по собственной воле, куда только будет угодно твоим очам". Говорит ему блаженный: "Кто ты, о господин? Ответь мне, ибо я не знаю". Тот же говорит: "Я Иоанн, возлежащей на чистой и животворной груди Господа нашего Иисуса Христа".  И, сказав это, словно молния, исчез с Андреевых глаз. А блаженный удивился этому и стал славить Бога, что таким вот образом он стал ему помощником в испытаниях и избавил его от восставших против него темных духов. И молвил: "Господи Иисусе Христе, Ве­лика и несравненна сила Твоя, что являешь милость мне, ничтожному; сохрани меня, Господи, в правде Твоей, и сподобь меня обрести благодать от Тебя, многомилостивый Господь".

4. Пока он так молился, наступила ночь. И, забывшись нена­долго, видит он во сне, будто находится в царском дворце и его, пребывающего там, зовет царь и говорит ему: "Хочешь ли служить мне всей душою, и я сделаю тебя одним из славнейших людей моего царства?" И ответствовал ему блаженный: "Кто же отказывается от добра? И я очень хочу этого". Царь сказал: "Что же, если ты хочешь, попробуй вкус моего царства". И с этими словами дал ему некое подобие снега, и Андрей принял его и съел. И было это сладко и приятно, что ум человеческий представить не может. Отведав же, попросил он, чтобы дали ему еще, и сказал: "В том, что я ем, мне кажется, заключено божественное миро". И он снова дает ему что-то, на вид как будто из айвы, и говорит: "Возьми и съешь", И вот Андрей взял и съел. А было оно острым и горьким более, нежели полынь, и, словно отчаявшись, Андрей позабыл даже вкус первого. Тогда царь увидел, что он удручен, и говорит: "Смотри, как невыносима для тебя горечь вкуса, а ведь я дал тебе познание совер­шенного служения мне, ибо таков тесный и мучительный путь, ведущий к жизни". Блаженный ответил: "Горек этот вкус, о господин, и никто не может, вкушая это, служить тебе". Царь спросил его: "Ты познал горькое и забыл сладкое? Разве я не дал тебе сначала сладкое и потом горькое?" Тот же ответил: "Да, господин, но лишь в одном горьком, ты сказал, - образ тесного пути". Царь говорит: "Нет, вовсе нет, но посреди горького и сладкого пролегает сей путь: в горьком приоткрывается вкус борений и трудов ради меня, в более сладком же и приятном - отрада, и отдохновение и утешение от доброты моей испытуемым ради меня. Ведь ни кое не является единообразным, ни сладкое однородным, но, то другое, они взаимно приемлют друг от друга. Итак, если ешь, сообщи мне, чтобы я знал". А блаженный Андрей сказал: корми меня снова тем же самым, и я отвечу тебе". И тот опять дал ему горькое и затем сладкое. И тогда Андрей горестно сказал: "Я не могу служить тебе, вкушая сие". Царь же, улыбнувшись, достает из-за пазухи что-то на вид огненное, но весьма благоуханное и цветоносное. И говорит мне: "Прими и вкуси, чтобы забыть все, что ты видел и слышал". Тот же взял и съел. И на многие часы погрузился он в восторженное состояние из-за наслаждения того и удовольствия. Но придя в себя, бросился в ноги великому этому царю и стал про­сить его такими словами: "Помилуй меня, добрый господин, и не лишай права служить тебе отныне, ибо я узнал, что это и есть воис­тину наисладчайшее". Говорит ему царь: "Поверь, что среди при­надлежащих мне благ это - самое скромное. Но если ты будешь слу­жить мне, все Мое станет твоим и я сделаю тебя сонаследником в царстве моем". Проснувшись, блаженный был изумлен и пытал­ся сохранить в сердце своем все виденное.

5. ОБ ОСВОБОЖДЕНИИ СВЯТОГО.

И вот после того как Андрей провел в храме святой мученицы Анастасии около четырех меся­цев духовенство церкви, увидев, что он не излечивается, но еще хуже страдает, извещает о случившемся с ним его господина. А гос­подин, услыхав об этом, отказался от него как от помешанного и приказал вызволить его из цепей и отпустить на свободу. И с тех пор он творил глум, бегая по городской площади, по примеру из­давна известного и достойного удивления Симеона.

С наступлением вечера он пришел ко мне, недостойному, когда я находясь один, спал в своей комнате, и, едва улыбнувшись, на­чал орошать слезами свое драгоценное лицо. Надолго обнявшись и поцеловав друг друга, мы сели. Тогда я расспросил его, как он ока­зался в оковах и был затем освобожден. И Андрей смиренно пове­дал мне все: ведь мне одному, о преданнейшие братья, он все рас­сказывал прямо и без уловок, остальным же являл признаки душев­ного расстройства.

С наступлением утра, поцеловав меня, он вышел ради своей ду­ховной службы. Когда он, обвязавшись короткой накидкой, появил­ся у Артополиев, его, таким вот образом изображавшего помешательство заметели какие-то мошенники и, схватив Андрея, вошли в таверну. Там они уселись, купили вина и стали пить, Андрея же при этом били по шее. Они не желали отпускать его, поскольку его бессвязные слова их забавляли, однако не давали ему ничего из тех закусок, которые ели сами. Праведник же, видя, как безобразно они поступают, обдумал в душе, что с ними сотворить. Когда же один из них поставил чашу, наполненную вином, Андрей выпил его, раз­бил чашу о его голову и выбежал наружу. Они побежали, чтобы схва­тить его, и, избивая, поволокли в таверну, а там снова уселись и принялись пить, не давая праведнику ничего, кроме затрещин.

После того как эти глупцы натешились побоями и насмешками, захотелось им с наступлением вечера уйти из харчевни, и блажен­ный удалился с ними, но, уходя, сказал им: "Глупцы и недоумки, что мне делать? Ведь стража должна встретить и высечь меня". Он сказал это про них, но они не поняли, а отпустили его и удалились. Праведник же предугадал, что должно было случиться с ними. Как раз тогда они решили пойти в притоны продажных женщин, и там уничтожали красоту душ своих вплоть до второго часа ночи. А блаженный Андрей удалился и лег на землю в одном из углов портика. Они же, выйдя из скверных притонов и направляясь к своим домам, набрели на ночных караульных, которые схватили и связали их и, проходя мимо того места, где лежал блаженный, изрядно их высек­ли. Праведник же, видя это, опечалился и начал со слезами молить Бога, чтобы их не заключили под стражу. Благодаря прошению дру­зей и молитве святого они были освобождены и вернулись в свои дома. А один из них, завязав разговор, произнес: "Проклятье сата­не, братья, как мог юродивый предсказать нам это?" А другой: "Раз­ве ты не знаешь, глупец, что демон передает своему пособнику то, что хочет сотворить? Ведь демон, обуявший того, над кем мы насме­хались, тотчас с нами сотворил такое же". А первый отвечает: "Нет, говорю я вам, мне кажется, это за то, что мы избили его нещадно, Бог отплатил нам". Снова говорит другой: "Выходит, дурень, Богу есть дело до юродивого? Да Бог наслал на него демона, а мы в шутку побили его, и нечему удивляться. Ведь если бы он был святым, ты смог бы убедить меня, что Бог отплатил нам; но раз он сумасшед­ший, Бога это не волнует". Так они шли, разговаривая об этом и о чем-то другом, что свойственно молодым.

А блаженный, встав поутру, совершал свой путь, крутясь в гуще толпы и за весь день нигде не останавливаясь, потому что целый день постился. А с наступлением вечера он прогуливался среди городских портиков. Он высматривал место, где лежали собаки, а придя туда и прогнав их, ложился, как на подстилку, голый, не имея ниче­го, даже циновки, но только шерстяную накидку, упомянутую ра­нее. А наутро опять вставал и говорил самому себе: "Вот, ничтожный Андрей, ты выспался, как пес среди псов, пойдем поработаем сно­ва, ибо смерть приближается. Ведь никто не введет тебя в заблуж­дение, будто в этот час поможет тебе хоть кто-нибудь, ибо каждый человек будет есть плоды трудов от урожая его в час исхода из тела своего; итак, беги с мукою, презираемый в этом мире, чтобы при­нести хвалу и славу от Небесного Царя нашего Иисуса Христа, Сына Божьего". Говоря это, он торопился, дабы, по слову блаженного Павла, устремиться вперед. А видевшие его жители города гово­рили: "Смотри-ка, новый юродивый!" Другие возражали: "Юроди­вые так себя не ведут". И одни сочувствовали ему, другие били по шее и плевали, показывая свое отвращение. Так он и жил, в голоде и жажде, страдая от холода и жары. Но столь много наказал он себе втайне молиться, что шепот губ его доносился издалека, словно ко­тел рокотал на огне. А пар поднимался от уст его, будто дым от печи, так что смотревшие на него, ничего не смысля, восклицали: "Гляди, как его сердце, возмущенное злым духом, испускает этот пар". Но не было так, как они говорили: то была непрерывная и бо­гоугодная молитва, проявляющаяся таким вот образом.

6. Однажды, когда он гулял неподалеку от притонов блудниц и будто бы забавлялся, одна из бесчестных женщин, увидав, как он там слоняется, словно в самом деле сумасшедший, схватила и зата­щила его в свою комнату. А подлинно непреклонный и истинный насмешник дьявола, уступив, последовал за ней. Когда же он вместе с ней вошел, остальные блудницы обступили его и стали спрашивать в насмешку: "Как ты стерпел такое?" Праведник же улыбался и ничего не отвечал им. Тогда они, колотя его по шее, стали принуж­дать к отвратительному делу блуда и, размягчая плоть, пытались склонить целомудренного мужа к бесстыдству, говоря: "Соблуди, юродивый, и насыть желание своей души". Но должно восхититься этим непорочным мужем, ибо среди стольких соблазнов, которые учиняли ему, они никоим образом не смогли побудить или напра­вить его к омерзительной похоти. Поэтому они отступили и молви­ли следующее: "Он или мертвый, или бревно, или камень". А одна из них сказала: "Я поражаюсь вашей глупости, что вы такое гово­рите? Разве сам юродивый, и демоном одержимый, и страдающий от голода, жажды и холода, и не имеющий, куда голову прекло­нить, пожелает такого? Отпустите его, чтобы шел своею дорогою". А праведник заметил среди распутниц демона блуда. И был он ви­дом как эфиоп, на голове не волосы, а испражнения, с пеплом сме­шанные, глаза у него будто лисьи, а с плеч свисают жалкие лохмо­тья. Испарение и зловоние от него исходило тройное: как от гнили, грязи и нечистот, - так что блаженному от этого горького злово­ния стало противно, и он непрерывно сплевывал на демона. Увидев же его отвращение, бес распутства издал такой крик: "Меня люди как сладкий мед лелеют в сердцах своих, а этот, насмехающийся над миром, содрогаясь от ужаса, оплевал меня. Конечно, не благого дела ради прикинулся ты юродивым, а желая на самом деле совер­шенно избавиться от телесного рабства". Но в то время как блажен­ный чувственно узрел его, блудницы ничего не видели. Посмеяв­шись над его уродливостью и шикнув, он погнал демона, так что грешницы сказали: "Смотри-ка, как он веселится вместе со своим демоном". И еще прибавили: "У него красивый наряд: а ну-ка забе­рем его и продадим, тогда хоть быстро найдем, что нам выпить се­годня". Тотчас же вскочив и стащив с него хитон, они оставили его обнаженным, и, продав хитон за один милиаресий, распределили каждой по две монеты. Тогда старшая говорит остальным: "Не ста­нем же мы выгонять его голым, давайте хоть старенькую рогожку отдадим ему". И вот они принесли ее и, разорвав посередине, обмо­тали вокруг его шеи, и в таком виде он был выброшен из блудилища. После этого он стал выходить в ней на улицу, бегать и забав­ляться. Люди же смотрели на него и говорили: "Юрод, твой осел носит отличную торбу!" А он им в ответ: "Конечно, дурачки, я ношу отличную тогу: меня ведь царь сегодня сделал патрикием!"

Некоторые христолюбивые люди по доброй воле подавали ему мелкие монеты, ибо сам он ни у кого не просил и никогда ничего не вымаливал, но благорасположенно брал, сколько ему подавали, молясь за дающих. За целый день он получал двадцать или даже тридцать оболов. Он высматривал потайное место, где собирались бедняки, и, подойдя к ним поближе, усаживался среди них, будто на самом деле забавляясь, и, чтобы не было раскрыто его притвор­ство, играл с оболами. Когда же кто-нибудь отбирал у него монету, Андрей бил его. А остальные колотили Андрея палками, будто в са­мом деле заступаясь за собрата. А он, будто бы убегая от них, разбрасывал все деньги, и в конце концов всякий, кто что-нибудь хва­тал, считал это своей собственной добычей.

7. О СКУПОМ.

Как-то раз святой забавлялся в Антифоре, близ таверны, где горожане обыкновенно пили приправленное миррой вино. С этой же целью туда вошел один человек, заметив которого святой стал внимательно глядеть в его сторону. А тот, как увидел, что Андрей на него напряженно смотрит, метнул грозный взгляд и говорит: "Что ты уставился на меня, юрод, иди отсюда!" Молвил святой: "Скупой демон, как маленькая обезьяна, сидит на твоем правом плече и держит тебя, словно медведя, в наморднике; дай мне обол, несчастный!" А тот ему: "Нет у меня". Святой говорит: "Есть, чокнутый! Семь монет унес ты из дома, на одну купил овощей, на другую - бобов, а пять монет держишь у себя за пазухой, и тебе не терпится пропить их". Сказал это и выбежал из таверны. А тот человек, пораженный и приведенный в замешательство его речью, все рассказал тем, кто сидел и пил рядом с ним. Услышав это, хозяин таверны обратился к ним: "Насколько я вижу, вы еще глупее юро­дивого: ведь это не он говорит, а демон, повсюду таскающийся за ним, ибо разве не знает демон, кто блудит, или кто ворует, или кто скаредный, или кто сколько оболов взял с собой, выходя из дома? А поскольку он сопровождает его, тот все и знает. Конечно, если он его друг и делает, что ему приятно, демон и о чужих пороках ему сообщает". Разглагольствуя таким вот образом, хозяин убедил их, что так оно и есть.

8.  О ПРЕДВИДЕНИИ ЕПИФАНИЯ.

И вот он снова, как и рань­ше, явился к Артополиям и встретил трех белокурых юношей, прекрасных душою и телом, ибо отроки были благодетельны, и самый видный из них направлял их ко всему, что Богу угодно. А как встре­тили они святого, то разгадал тот, кто был главным среди них, в сво­ей душе тайну блаженного и говорит своим спутникам: "Поверьте мне, о возлюбленные друзья, я догадался, что этот юродивый - Бо­жий слуга". Молвил другой: "Прошу тебя, сядем где-нибудь вместе с ним!" Отвечает первый: "Если хотите, я немедленно устрою это". И, отойдя от двух других, он приблизился к святому и говорит: " Сде­лай милость, брат, сядь рядом со мной, потому что я и мои друзья очень хотим побыть с тобою". Взглянув на него, блаженный улыбнулся и молвил: "Ты - Епифаний, друг мой и сын мой с этих пор". И с этими словами поцеловал его, предугадав своим провидящим оком все, что сбудется с ним, и предрек, будто станет Епифаний епис­копом Царицы городов. Они взялись за руки и пошли к двум дру­гим юношам, и Епифаний поведал им, как Андрей назвал его по имени. Они же, выслушав это, исполнились еще большей веры и любви к нему. Тогда все отправились в таверну, сели в укромном месте и, купив хлеба и рыбы, положили перед ним. Увидав их доб­рые намерения, святой возрадовался великой радостью и шепотом, исходившим из его уст, вознес перед Богом хвалу их приношению; затем он и сам попробовал их угощения, и юношам преподнес свои­ми руками.

Истинно и достоверно то, о дражайшие, что в течение целого дня он съедал одну половину сухого печения. Именно так он поступил и в тот раз, оставив большую часть пищи на столе. Когда же кто-то подносил ему испить вина, он не отказывался, хотя никогда не пил по собственному почину. Часто он по целой неделе или по два-три дня ни к чему не прикасался, ибо сатана делал черствыми многих людей, чтобы они не давали ему ничего, сам же Андрей никого не понуждал, дабы не быть в тягость. А ведь часто, сжигаемый жаж­дою, не зная, как поступить, но не желая просить, он останавли­вался на широкой улице и, если находил лужу с водой, образовав­шуюся после дождя, преклонив колено, дул на нее трижды крестообразно и пил, так что смотревшие на него приходили в ярость, и одни били, а другие говорили: "Правильно, юрод, тебе и подобает нечистотами питаться". Он же ни слова никому не говорил в ответ, но тотчас удалялся. Таково, о возлюбленные братья, было тайное житие блаженного Андрея.

И вот когда он, как было сказано ранее, вкушал, сидя в таверне с теми славными отроками, случилось, что я, ничтожный, проходил мимо и услыхал его голос. Тогда я отошел в сторону и, выбрав удоб­ное место, стал украдкою наблюдать. Когда юноши поцеловали его и ушли своею дорогою, случилось так, что хозяин вышел за какой-то нуждой из таверны, и Андрей остался в ней один. Тогда он огля­делся вокруг и, никого не увидев, простер руки свои ввысь и сотво­рил молитву за тех трех юношей. Бог, Который губит всех говоря­щих неправду, да будет мне свидетелем, что во время молитвы он поднялся над землей и повис в воздухе. Когда я увидел это, трепет и волнение охватили меня. По исполнении же молитвы Андрей, вновь разыграв сумасшедшего, вышел наружу, в гущу толпы, дабы нести обычную службу. В этом я ради вашей любви исповедался, не хвастаясь и не похваляясь, но узрев все своими глазами.

9. О СУРОВОЙ ЗИМЕ.

Когда, наконец, наступила лютая зима и пронизывающий холод сковал воздух, всякая телесная природа страдала от стихии. Все здания были полны снега из-за сильнейших ветров, срывавших кровли с высоких домов и тех, что находи­лись на возвышенностях. Все бедняки, возопив "Горе нам!", с ры­даниями и стонами угасали из-за голода и нужды и приближались к смерти. Сосуды растрескивались, деревья отрывались от корней, а птицы небесные гибли от недостатка пищи. Меня же удручала ве­ликая скорбь по рабу Божьему, потому что был он наг телом: не было у него ни хитона, ни шерстяной одежды, ни власяницы, ни рого­жи, ни хижины, но, всего лишенный, он не имел даже куда голову преклонить, потому что ведь и я не знал, где он находится, но лишь одно говорил: "Теперь он умер". Жестокая зима свирепствовала много дней. Наконец, по прошествии двух недель, когда ветер утих, глубоким вечером приходит ко мне этот славный муж. Я же, узрев его, воспрял духом и, поднявшись, обнял его и облобызал святым лобзанием. А после того как мы надолго застыли в объятии, он обратился ко мне, сдержав слезы: "Сядем, возлюбленный брат мой, ибо у меня есть, что поведать тебе". Когда мы сели, молвит он мне радостно: "Приготовь стол, дабы предались мы веселию". Я же, услыхав такую речь, отдал распоряжение все приготовить.

В то время как мальчик был занят исполнением моих распо­ряжений, праведник обратился ко мне: "Господин и брат мой, по­чему, в самом деле, ты так тревожился обо мне, полагая, что из-за стужи я испустил дух, как все мои братья и сотоварищи в бедности? Разве ты не знаешь, что Господь хранит сокрушенных сердцем и спасает смиренных духом? Разве ты не знаешь, что сказавший мне, ничтожнейшему: "Если послужишь Мне всей душой, изведаешь Мои дары и великое утешение, назначенное тебе от Меня", - пребывает со мною? Поэтому, друг мой, отныне вовсе не думай ничего такого обо мне, ибо велика радость для тех, кто верует в Бога всей душой, и в нынешнем веке, и в грядущем". Когда он говорил о столь важном, уразумел я мыслию своею, что в той великой нужде случилось с ним какое-то чудо. Тогда я обратился к нему с умоляющими словами и стал говорить: "Господин мой, где ты был во дни такого несчастья? Ради святого Бога, не таись от меня". Блаженный же молвил мне: "Друг мой во Христе, где же и быть безумцу и дураку, как не в без­умии и дурачестве своем, как и всегда?"

10. О ЕГО СТОЙКОСТИ И ВЫДЕРЖКЕ.

"И все же, брат мой во Христе, любовь твоя и великая преданность побуждают меня дове­риться тебе; но заклинаю тебя Богом, сотворившим это небо и зем­лю, не разглашать никому на свете то, что я намереваюсь поведать, до тех пор пока я пребываю в этой жизни, ибо я говорю с тобой об этом, побуждаемый безграничной любовью к тебе". Когда же я уве­рил его, что буду хранить тайну, он, отворив свои драгоценные уста, заговорил: "Тебе известны, о дражайший, жесточайшая беспощад­ность мороза, стужи и сильнейшего ветра, выдержать которые я не имел сил и погибал, ибо был нагим, неодетым и необутым. И тогда я отправился к таким же, как я, беднякам, чтобы хоть ненадолго укрыться, и они не приняли меня, но прогнали палками, как соба­ку, крича с отвращением: "Убирайся прочь отсюда, пес!" Я же, не находя ни отдохновения, ни спасения, разуверившись в жизни, при­шел в отчаяние и сказал так: "Благословен Господь, и если я все же умру, мне это зачтется за свидетельство; ибо не будет Господь не­справедлив, но, сотворивши стужу, даст мне и выносливость".

И вот, забившись в один из углов портика, я отыскал пса и лег поближе к нему, надеясь получить от него хоть какое-то тепло. А он, увидев, что я приближаюсь к нему, вскочил и отбежал. И тогда я сказал себе: "Видишь, несчастный: настолько ты грешен, что псы - и те презирают тебя, бегут от тебя и даже как пса, им подобного, не принимают. Люди отворачиваются от тебя как от злого демона, со­баки гнушаются тобой, собратья-бедняки - прогоняют; итак, что же тебе остается? Умри, пропащий, умри, потому что здесь не будет тебе спасения!" Когда я в страдании говорил это, сердечное сокру­шение овладело мною, и, скованный стужею, в величайшем трепе­те, я заплакал, к одному лишь Богу обратив свои мысленные очи, дабы разглядеть, что сбудется со мною. И когда все члены мои похо­лодели, думал я, что уже испускаю дух.

И тут я внезапно почувствовал какое-то тепло, и, открыв глаза, увидел юношу, весьма красивого видом, и лицо его сияло, как солн­це. А в руке своей держал он золотую ветвь, увитую лилиями и розами, влажными от росы, совершенно не такими, какие бывают в этом мире, но многоцветными и разнообразными по природе и по виду. И вот, держа это прекрасное растение, он взглянул на меня и промолвил: "Где ты был, Андрей?" Я же отвечал ему: "Во мраке и в тени смерти". И одновременно с моими словами он коснулся мо­его лица этой цветоносной ветвью и говорит: "Да примет плоть твоя силу и жизнь неукротимую". И тотчас благоухание этих цветов про­никло в мое сердце и вложило в меня жизнь, будто некий образ.

После этого слышу я голос, говорящий: "Отведите его для отдыха, пока не минет две недели, и затем он опять вернется: ведь Я хочу, что­бы он еще поборолся". И при этих словах я был погружен в глубокий и сладостнейший сон и не ведал, что происходит со мною, ибо подобно человеку, сладко спавшему целую ночь и поутру пробудившемуся, пребывал я в течение двух недель там, где Божий помысел повелел. А лицезрел я себя в прекрасном и предивном саду, и удивился я в душе своей и рассуждал, что же это было: "Жизнь моя протекала в Констан­тинополе, а что я делаю здесь, не знаю". Не понимая, как в самом деле такое случилось со мной, и находясь в замешательстве, я вновь обра­тился к самому себе: "Вот, я стал по-настоящему безумен: мне было дано благословение от Бога, и я должен был славить и благодарить Его, я же сижу теперь и созерцаю это невиданное диво". Я чувствовал себя как будто лишенным плоти, ибо не сознавал, что на мне плоть. А хи­тон на мне был сверкающий, белоснежный и каменьями усыпанный, и радовался я сильно его красоте. И взглянул я на свой головной убор; был на мне венец, блистающий позолотою, сплетенный из всевозмож­ных цветов. На ногах моих были сандалии, и пояс на мне был красного цвета, удивительно яркий. А воздух этого сада сиял неизъяснимым светом, переливаясь оттенками цветков розы. Благоухания, причуд­ливо сменяющие друг друга, достигали ноздрей, веселя мои чувства. Словно царь, гулял я в Божьем саду и наслаждался, понимая, что бла­женство мое - сверхчеловеческое.

Растения же Бог сотворил там многочисленные, не такие, как в этом мире, нет, но вечнозеленые и разнообразные, медоточивые, с высокой и нежной кроной, склоняющиеся друг к другу в волно­образном движении, несущие усладу, как от созерцания прозрач­ного неба, созданные для блаженных, обращающие душу к огню на­слаждения, радости и веселья. И странно то, что все растения были разного вида и поразному прекрасны, и одним растениям были да­рованы вечные и неувядающие цветы, а другим - только листья, для одних было установлено, чтобы они красовались плодами, у дру­гих же были и цветы, и листья, и сладость, и облик дивный, и пло­ды бесценные, восхитительные и бесподобные. А самое великое чудо заключалось в том, что птицы на деревьях, воробьи, цикады и дру­гие прекрасные создания, златокрылые и белоснежные, пели и ще­бетали, сидя в листве, так что звучание их красивых и сладостных голосов было слышно вплоть до вершины небес. Птиц же этих я пытался разглядеть, и ум мой был в восхищении и восторге, ибо красота этих птиц была такой же дивной и величественной, как у роз, или у лилий, или у другого какого-нибудь вида цветов, кото­рый я мог бы назвать. И вот, пораженный в мыслях и уме красотою первой птицы, я вдруг увлекся другой, имеющей оперение и окрас­ку иного вида и достоинства. А потом я увидел другую изысканную птицу. И была для меня великой радостью их песнь, несмолкаю­щая и восхитительная. И кто же опишет странную и приводящую в трепет красоту того, что я видел там? Все эти прекрасные деревья были выстроены в ряд, словно один боевой строй за другим. О, сколь блаженна рука, взрастившая их!

И вот, продвигаясь снова и снова в глубь дивного сада, - ведь думал я, что больше не увижу тьму этого мира (ибо то, что здесь, - тьма в сравнении с тем, что там), - подошел я к просторному мес­ту и вижу: вот великая река протекает посреди сада, безмятежно орошает все эти растения, омывая их корни. В ней же и прекрасные эти птицы находили свежесть, порхая вверх и вниз и непрерывно щебеча. А вокруг реки раскинулся виноградник, золотой листвой украшенный, ветви которого подобны светильнику или же первому камню, по слову рекшего: "Я краеугольный камень с острыми кра­ями". Раскинулся же он по всему саду, отягощенный массивными и великолепными гроздьями, так что переплетением его ветвей были увенчаны и украшены растущие там деревья. Узрев такое, возли­ковал я в сердце своем, переносясь душою от страха к удивлению и от удивления к восторгу. И долго стоял я, безмолвный, вдыхая по­ток благовоний от этого ветра, так что мнил я, будто ангелы воску­ряют фимиам пред Сыном Божьим на небесах.

Когда же этот ветер стих, услыхал я с запада звук другого ветра, внушающий мне непостижимое наслаждение, дуновение которого приносило пар, похожий на снег. И великолепие растущих там де­ревьев было наполнено дивным благоуханием, превосходящим все земные ароматы, так что я забыл о тех восхитительных чудесах, которые уже миновал и которыми насладился. Птицам же этим, с их щебетанием и пением воспламеняющих и ликующих песен, пора­зился я в уме своем: были ли это птицы или ангелы, Бог знает.

И опять появляется с севера другой сверхъестественный ветер, видом огненный, с сиянием, словно зарево на закате солнца. И ког­да он подул, мягко заволновались ослепительные те деревья. Дул же он, будоража спрятанный в деревьях аромат, так что я, став на­долго безмолвным, вкушал негу и прелесть этого сладчайшего бла­говония, исходившего от ветра. Был я, однако, в страхе из-за неве­роятности происходящего, недоумевая, как столь прекрасное мог­ло случиться со мною?

Наконец подоспел третий ветер. И когда внезапно наступила глу­бочайшая тишина, я немного продвинулся вперед, миновав ту реку. И как только я ступил на широкое то место, глядя на невыразимое богатство Вседержителя-Бога, в изобилии там собранное (я ведь и не знаю, как человеческими устами описать непостижимое богат­ство Господа); так вот, когда я, как уже сказал, приблизился к ши­рокому месту этого сада и вглядывался в Святая Святых, вдруг сно­ва подул весьма благоуханный ветер, будто бы с северной стороны, сладостный, как розы и лилии, а цветом - пурпурный, как фиал­ка. И качались эти растения, источая аромат, превосходящий миро и мускус, который проникал в сердце мое. И мнилось мне, будто очи мои - то ли телесные, то ли духовные, Господь знает. Каза­лось же мне, что был я там без плоти своей, ибо не было в теле моем ни веса, ни желания, ни другого чего-нибудь из того, что свойствен­но моей плоти: и поразила меня мысль, будто я оказался здесь без своего тела, а как - только Бог, Которому ведомы сердца, знает. И как только заволновалось необыкновенно множество этих расте­ний от дуновения четвертого ветра, издавая звуки и приятную мело­дию, снова поразительное благоухание и сладость проникли через ноздри в мои чувства. Так и стоял я, безмолвный, и невыразимое сияние пронизывало мой ум. Однако же, созерцая это, радовалось весьма и ликовало сердце мое и веселился дух мой. Когда же и четвертый ветер утих, я увидел великое диво: ведь за столь долгое вре­мя ни разу не являлась мне ночь, но радость и жизнь были со мною.

После этого напал на меня восторг и, лишившись речи, подумал я, что стою над небесной твердью; и какой-то одетый в плащ юно­ша, лицо которого сияло как солнце, прошел предо мною. Я же по­думал, что это был тот, кто похлопал меня по лицу, когда я умирал от холода, кто приказал своим помощникам поднять меня. И вот, когда он прошел передо мною, увидел я следующее: вот крест, боль­шой и красивый видом, и четыре завесы вокруг него, светящемуся облаку подобные, и две из них - сверкающие наподобие молнии, а две - белые как снег. А вокруг него выстроились певцы, краси­вые, статные и белые как свет, испускающие из очей огненные лучи. Песню же они исполняли во славу Распятого на кресте. И тогда облаченный в плащ юноша, который направлял меня, поцеловал крест, проходя мимо, и мне дал знак сделать это. И я, конечно, по­винуясь ему, пал ниц и поцеловал. И как раз когда я целовал этот драгоценный огонь, наполнился я медом духовным и благоухани­ем, которого не вдыхал никогда, даже в том саду. Подняв глаза свои, я вдруг увидел внизу под нами бездну моря, и дрожь охватила меня, и испугался я. Тогда я закричал ведущему меня и сказал: "О госпо­дин и проводник мой, смотри, ведь я иду как по облаку и, охвачен­ный страхом, ступаю легкими шагами, потому что боюсь упасть отсюда, если оно более не удержит меня, и я соскользну в находящие­ся под нами воды". Он же молвит: "Не бойся: еще выше мы должны подняться".

С этими словами он дает мне руку, и мы оказываемся над второй твердью. Видом она была белой как снег. И там же вижу я два крес­та, подобных нижнему, и при них свиту устрашающую, которая и у нижнего креста находилась. А воздух тех мест был огненный - от­дохновение для красивых юношей, бывших там. Поцеловали мы, конечно, в божественной любви и рвении также эти кресты, как и первый. Благоухание же их было неизъяснимое, словно божествен­ное, сильнее, чем радость и наслаждение от находящегося ниже. И вдруг смотрю я: се огнь, сжигающий все, что есть там! И, охва­ченный дрожью, опять стал я звать на помощь сопровождавшего меня; он же, дав мне руку, говорит: "Еще выше должны мы идти".

С этими словами поднялись мы оттуда и оказались над третьим небом. Не было оно похоже на небо в этом мире, но вместо крепкой тверди распростерло кожаный покров, словно золотой лист. Снова обнаружили мы в преддверии три креста, сверкающие будто мол­ния, величайшие и устрашающие весьма, еще более, чем те два и тот один. И сопровождавший меня набрался смелости, вошел в се­редину огня и пал ниц пред ними; я же, совершенно не имея сил для этого, отошел подальше и преклонил перед ними колени. Затем, пройдя достаточно, достигли мы второго полога, и я увидел, будто молния распростерлась в воздухе. Мы были подняты вверх и прошли далее, и внутри того полога оказалось многочисленное небес­ное воинство, прославляющее и возносящее хвалу Богу. Тогда про­шли мы и через то, что было там; и вот опять перед нами другой полог из тонкого полотна и пурпура неописуемого. Наконец при­были мы в самое прославленное место, и была там завеса, вызываю­щая величайший трепет, будто ослепительно-яркий и очень чистый янтарь. И словно огненная рука отвела ее в сторону и сделала так, чтобы мы прошли. А внутри нее было бесчисленное множество муд­рых и святых ангелов огненных, с глазами, сияющими ярче солн­ца. Они выстроились в определенном порядке и по чину на страш­ной той высоте, в соответствии со своей нематериальной величиной, держа в своих руках жезлы устрашающие: здесь легионы и там ле­гионы, которым нет числа. И вот говорит ведущий меня: "Погляди-ка: когда поднимется эта завеса, увидишь ты Сына Человеческого, сидящего одесную Отца; тогда, павши ниц, поклонись Ему, устреми к Нему все свои мысленные взоры и выслушай, что будет сказано тебе". И как только проводник посоветовал мне это, я взглянул на красоту полога и увидел: се, голубь огромный, сверху слетев, сел на завесе. И была голова его словно золото, грудь - из пурпура, кры­лья - светящиеся, будто пламя, ноги - алые, а из глаз его как будто бы лучи света исходили. Но, пока я всматривался в его прекрас­ный облик, он внезапно взлетел и устремился ввысь. А после того как был поднят и этот полог, я устремил взгляд в ту пугающую вы­соту, которая устрашила бы всякий ум и помысел, и узрел вселяю­щий трепет престол, висящий в воздухе безо всякой опоры. Пламя же от него исходило не такое, как наш огонь, но на вид белее снега. И восседал на престоле том Господь мой Иисус Христос, блиставший пурпуром и виссоном; но приглушивший свой блеск из снисхожде­ния к моей простоте. Я, конечно, взирал на величие и красоту Бого­человека так, как иной смотрит на солнце, когда, всходя на восто­ке, оно является в сверкании своих лучей. Но после того я более не мог видеть его ясно. Трижды я преклонял перед Ним колена и снова пытался подняться и узреть Его красоту, но, как я и говорил, охва­ченный дрожью радости и трепетом невыразимым, я больше не мог созерцать Его и всматриваться в огненное сияние Его безграничной силы и божественности. И явился голос от этого света, имеющий такой звук, что разрывался от него дивный воздух. И был голос ме­доточив, нежен и сладкозвучен. И вот, промолвил Он мне три слова, и я вник, и узнал, и возрадовался душой, как никогда. Затем, через некоторое время, Он рек другие три слова, и исполнилось божествен­ной радости сердце у меня, воспринявшего их. После этого в третий раз молвил Он мне другие три слова, которые приводили в трепет, так что те почтенные воинства ангелов вдруг закричали страшным криком: поразмыслив же над этим, понял я, что из-за того, что я там находился, они прокричали песнь мудрую и небывалую.

Выслушав эти священные и божественные слова, я спустился вниз точно таким же путем, каким и поднялся; и был я полностью самим собою, и стоял на том месте, откуда прежде был унесен. Не­мало поразмыслив над случившимся со мною - где я был и где очу­тился, - я изумился тому, как попал на просторы того божественного сада. Обозревая же находящееся там, я размышлял и говорил! "Есть ли тут кто другой или я один нахожусь здесь?" И ведь едва я подумал об этом, вижу: вот появилась в центре равнина, и не были на ней деревьев, однако это была очень красивая равнина, густо по­росшая травой и цветами лилий и роз. А источники на ней струи­лись молоком и медом, и величайшее благоухание от них исходило и сладость. И когда увидал я очарование этого места и зелень, пред­назначенную для отдыха, остановился в недоумении, дивясь боже­ственным чудесам и не поспевая от одного великолепия к другому. И вдруг вижу я мужа сияющего, одетого в хитон, словно в облако светящееся, и держащего крест. Оказавшись рядом со мной, молвил он: "Распятие Господа нашего Иисуса Христа с вами! Однако блаженны безумные, ибо многие из них пребывают в мудрости. И те­бе Бог определил здесь место, но пока возвращайся к мирским испы­таниям и мукам, туда, где тернии, и ехидны, и змеи, и гады ползу­чие. Диво же, однако, странное и невероятное: ведь никто, находясь во плоти, не прибывал сюда, кроме того, кто более всех потрудился для благой вести, и тебя, принявшего рог высшего смирения. Но я узнал, отчего с тобой случилось такое: из-за беспредельной нище­ты, из-за "пойди прочь, пес!", из-за унижения, а также потому, что ты пришел на ристалище владыки мира, обнаженный, юный, про­стодушный, и в единоборстве опрокинул сверху вниз его самого, да и трон его наземь низверг. Видел ли ты здесь чудеса, приводящие в трепет? Постиг ли истинное воздаяние праведникам? Познал ли сад Христов? Знаю я, знаю, что ты узрел и затрепетал. Каким видится тебе этот бренный мир в сравнении с тем, что там? Что ты скажешь? Зришь ли ты великолепие? Знаешь ли, какой радости хотят лишить себя грешники? Кто явил им славу и добро?" Говоря мне это, он радовался, глядя на меня, и веселился. И тогда снова молвил мне: "Гос­пожа наша светозарная, царица небесных сил и Богородица не пре­бывает сейчас здесь, ибо она находится в том бренном мире ради поддержки и помощи тем, кто призывает Сына ее единородного, и Слово Божие, и ее всесвятое имя. Следовало бы показать тебе ее местопребывание, блистающее и неописуемое, но время не позволяет, дорогой друг: ведь тебе нужно возвращаться туда, откуда ты при­шел, ибо так повелел Владыка". Когда он говорил мне это, я словно бы погрузился в сон и, проспав будто бы целую ночь, с вечера до утра, обнаружил себя здесь, как видишь. Вот теперь, о возлюблен­ный брат и друг мой во Христе, возрадуйся, и давай неустанно бо­роться, чтобы спастись".

Поведав мне об этом, блаженный Андрей вверг мою душу в ду­ховное исступление. И пока он говорил мне это, можно было видеть диво ошеломляющее и невероятное: словно бы благоуханные цветы роз и лилий были вокруг нас; но я думаю, что это святые ангелы находились в божественном общении с праведником. Я тогда горя­чо умолял его открыть мне одно слово из того, что было сказано ему Господом, но не убедил его, и оно останется в его блаженной душе и у Господа.

После того как мы таким вот образом всю ночь духовно наслаж­дались благами Господа, с наступлением утра вышел он, держа свой путь к портикам, и в борении совершал то, что было у него в обычае. С тех самых пор он проводил все ночи без сна, непрестанно творя славословие Богу. В течение всего дня он крутился среди толпы, но лучше сказать, проходил испытание среди огня. Он притворялся пьяным, толкал других, и его толкали в ответ, путался в ногах у про­хожих, и одни его колотили, другие топтали ногами, а третьи дерз­ко избивали палками. Иные истязали его палкой по голове, а дру­гие - волоча за волосы, били по шее, третьи же - бросив его на зем­лю, связав ему веревкой ноги, тащили через всю площадь, ни Бога не страшась, ни сочувствия не имея к собрату, как некоторые хрис­тиане. Святой же терпел все это в надежде, уготованной для правед­ников.

12.

Подлый демон, обуреваемый завистью, будучи не в силах что-либо сделать, обратился в состарившуюся женщину и сел на доро­ге, стеная и приговаривая: "Горе мне, бедной старухе! Сколько ужас­ного и злого сделал мне этот сумасшедший! Какой гнусный демон подстрекает его против меня? Ведь он уже сотворил мне много бед, и нет покоя в моей жизни. Что же, в самом деле, мне делать, бедной нездешней несчастной вдове, с тех пор как этот тронутый захватил власть надо мною?" И некоторые, видя, как она рвет на себе седины со слезами и громкими воплями, спрашивали, выказывая сочув­ствие к ней, из-за чего она сидит здесь и горестно стонет. Она же им отвечала: "Будьте милостивы ко мне, жители этого города! Я чужая живущим здесь; из-за приключившейся со мной тяжбы я ушла из дому и оказалась здесь. И вот, придя в театр, как обычно, я заняла свое место; но с наступлением позднего вечера какой-то бес и ума­лишенный, проходя мимо, отнял у меня часть моего скарба и сбе­жал. На следующую ночь он появился снова и, отобрав таким же образом другую часть, удрал. Когда же он пришел в третий раз и был схвачен мною, то, бросив тяжелый мешок награбленного, во­лоча меня во все стороны, он стал выдирать мои седины, истязал меня, топча ногами мои внутренности, и кулаком выбил мои дряхлые зубы. Скажите, граждане, что же мне сделать, чтобы отобрать у него мое имущество?" И пока демон вопил об этом, одни, услыхав о бес­новатом и сумасшедшем, быстро уходили оттуда, другие же го­ворили: "Дай нам награду, пойдем с нами, и мы покажем его тебе". А тем временем, пока все ее расспрашивали и она оправдывалась, блаженный Андрей был неподалеку оттуда, выполняя данное ему Богом задание. Он-то знал характер лукавого демона и, пустившись бегом оттуда, где он находился, явился в то место. Он нашел демона сидящим в обличий старухи, те же, которые задавали ей вопросы, уже ушли. Тогда праведник, будто проходя мимо, взглянул на нее суровым взглядом и сказал: "Рыдай и оплакивай, низкая, неисто­вая, отвратительная и мрачная старуха, бремя грехов твоих от века! Пускай в ход свою ворожбу, чуждающаяся Бога и святых". И ска­зав это, он взглянул на землю, схватил кусок глины и, придав ей форму камня, метнул в бесстыдное ее лицо и при этом дохнул на нее крестообразно. И тотчас, отбросив видимость человеческого обли­ка, став огромной змеей, она вползла в дом какой-то женщины. А женщина увидела зверя и, охваченная дрожью, выбежала за пре­делы дома. Она позвала соседей, чтобы убить змею, и многие кину­лись обыскивать жилище, но ничего не смогли обнаружить: ведь зловредный демон, сменив обличье змеи на собственное, сбежал.

А блаженный Андрей совершал свой обычный путь. На обрат­ной дороге, творя безобидные шалости, встречает он прекраснейшего юношу Епифания, о котором выше был рассказ. Был же отрок сей встревожен происками дьявола. Святой, конечно, облобызал его, и, взявшись за руки, они пошли искать спокойное место, чтобы там сесть. И пока они шли, праведник говорил Епифанию: "Ты только посмотри на этого пропащего демона: когда хочет, он делается ста­рухой, и когда хочет, превращается в эфиопа, одетого в черный! плащ; попадается он и на пути самого дорогого моего сына, бранит­ся и угрожает ему!" Услышав это, Епифаний изумился: ведь под­лый дьявол, извечный враг рода человеческого, лишь незадолго до этого встретился ему в облике арабского купца и осыпал угрозами, видя добродетельное его поведение, ибо Епифаний противостоял ему в плотских наслаждениях, борясь, соблюдая пост и воздерживаясь от всего того, что было ему противно. А был он восемнадцати лет, и жил так, как приятно и угодно Богу. Также был этот юноша очень красив видом, стыдлив, приветлив, очень мягок, в общении слад­коречив: ведь когда он участвовал в беседе и толковал божествен­ные слова, все преуспевшие в мудрости поражались его понятливо­сти и ответам, и некоторые вели с ним ученые разговоры о бого­словии, и догматах, и вопросах смерти и высшего смирения, а он скромно отвечал на вопросы, разрешая каждый их них. Я же пове­даю вам о нем одну историю, а затем также напишу о той угрозе, которой сатана устрашал его.

13.[4]

Итак, однажды сидел он за родительским столом и с ним какие-то так называемые философы, друзья его родителей, которые хотя и желали начать с ним разговор, но боялись, ибо он презирал неразумных. Ведь они знали, что он известен своей мудростью как в обсуждении, так и в ответах на вопросы. Наконец, один из них говорит остальным: "Насколько родитель-Отец и рожденный Сын, будучи одной природы, являются единосущными и в приказаниях, и в указаниях?" Другой ответил: "Настолько, насколько мыслящая часть разума взаимодействует с другой частью ради управления чле­нами тела". "Это возможный ответ на данный вопрос, твоя мысль ясна; но как же дух между ними?" "Подобно тому как знание ума и зрение разума умеют взаимодействовать для вечного вдохнове­ния". Другой же, одобрив его, сказал со своей стороны: "Твое ре­шение задач очевидно. Однако, господин Епифаний, скажи нам и ты, каковы у тебя ответы на те же самые вопросы? Да-да, пожалуй­ста, пусть язык твой изречет это". Епифаний ответил: "Для меня ваш вопрос подобен суду, ибо вы решили устроить испытание бед­ному щенку. Однако и ваш <покорный> слуга мог бы один раз явить велеречивость". Они же сказали: "И для нас приятно, о дражайший, что ты оделишь нас каким-нибудь речением от своей мудрости". Епифаний ответил: "В свете, движении, желаниях и сущности Отец и Сын - как оба глаза в движении и освещении". Тогда один из них сказал: "А как меж ними Дух?" Епифаний в ответ: "Подобно тому как постигаемое с помощью зрения для обоих глаз едино". Другой сказал: "Твое слово, по-нашему, содержит намек на сказанное свя­тым Афанасием", Епифаний ответил: "Если вам понравится, я по­ясню это с помощью примера: как губы и язык взаимодействуют в речи и связаны друг с другом в произнесении звука, так и Отец, Сын и Дух Святой, ибо Отец - ум, Сын - слово, а Дух - это пронизы­вающее их обоих свободное дыхание и свечение, тончайшее и нахо­дящееся на вершине полноты. Однако скажем об этом и по-друго­му: солнце - Отец, луч солнца- Сын, яркое огненное сияние - Дух-утешитель. Взгляните на являющуюся в трех ипостасях, изна­чально единую сущность и удивитесь: луч солнца - это Отец, образ Отца - солнце, тепло луча - всесвятой Дух. И солнце никогда не покидает небо и землю, но, словно сына, посылает свои лучи к тем, кто на земле, чтобы согревать, благодетельствовать и давать тепло роду человеческому. Давайте же, наконец, взглянем и на самый хлеб, который едим ежедневно: ведь от муки, воды и огня он приоб­ретает тождество самому себе и распознается как единое, хотя сам состоит из трех ипостасей. Таким вот образом следует постигать еди­ную божественность, состоящую из трех ипостасей". Услышав это, философы не могли взглянуть юноше в глаза - так были они поражены его мудростью и глубиной, и даже не закончили спор, опаса­ясь встречных вопросов с его стороны.

14.

Как было сказано выше, Епифаний, держа за руку блажен­ного Андрея, искал вместе с ним подходящее место, чтобы сесть, а встречные люди, осуждая Епифания, говорили: "Не щадишь ту своей молодости, отрок, перестань общаться и разгуливать с этиад сумасшедшим и юродивым, чтобы лукавый не позавидовал твоей цветущей красоте и, влюбившись в тебя, не сбил с пути. Ведь до­вольно у злобного врага уловок". А любезный Богу юноша отвечал им: "Братья и отцы! Прежде чем этот недуг случился с ним, он был мне очень близким другом, и любовь, которую мы питали друг к дру­гу, была несравненной. И вот теперь, когда он столько вытерпел, разве не подобает, чтобы я заботился о нем и жалел его? Ибо написа­но по поводу уз дружбы: "Кто имеет любовь большую, чем та, чтобы положить душу свою за друзей своих?"". Вот что отвечал он гово­рившим ему такое, ибо он дал праведнику клятвенное обещание не открывать его жизнь и деяния никому, кроме отроков, любящих его.

Отыскав место, они сели, и Епифаний рассказал, как встретился ему на пути, вблизи Форума Быка, сатана, принявший облик седо­го старика-араба с дикими глазами, облаченный в черный плащ и сандалии кирпичного цвета. "И вот, встретив меня среди прохо­жих, - говорит Епифаний, - он закричал: "Не ты ли тот Епифа­ний, сын Иоанна, о котором люди говорят, будто он растоптал дья­вола? Лицемер, ты передо мною! Я сплету для тебя сеть, вырою яму и поймаю тебя. Уж я попотчую тебя за то, что действовал супротив меня!" Пока лукавый болтал все это, а я пребывал в растерянности от его слов и угроз, поразился я, отчего случилось со мной такое?! Ведь я даже не знаю, кто он, налагающий на меня кару, пугающий и угрожающий, незнакомый мне и не виденный мною. Пока я находился в недоумении и обдумывал это, смятение меня охватило и бес­покойство невыносимое, но, когда я пришел сюда и увидал твою свя­тость, праведность твоя обнажила предо мною все в истинном виде". Святой сказал: "Тот араб, о дитя, был сотник в войске демонов. Он дерзок в войне против тех, кто сражается за Бога, и, склоняя их души к беспутству, он совращает их к постыдным желаниям и возбужде­нию. Вот почему я прошу тебя, дитя: будь внимателен к себе, будь сведущ в его уловках, смотри же, будь бдителен во всем, посколь­ку ты мягок и нежен, и этот гордец сходит с ума из-за тебя: ведь ты посвятил себя Богу. Он же завидует твоему уму, мягкости, чистоте, мудрости, непорочности и поэтому беснуется, проклятый, сходя с ума по тебе, так как ты от всего своего сердца любишь Бога и его свя­тых, проливших кровь ради Него. Выслушай, как надлежит тебе тщательно следить за его лукавством и злонамеренностью: совершая путь в страхе и истине, укрощая свое тело с помощью поста, облачись, как в плащ, в смирение и в молитвах сияй от радости. Сохраняй все телесные ощущения чистыми и незапятнанными, ибо тщится лукавый сокрушить твое сердце и сделать тебя рабом пороч­ности, спеша приговорить тебя к геенне огненной. Ведь совершаю­щий грех есть раб греха. А у каждого из двух поприщ есть началь­ник: у праведности - Господь, а у греховности - дьявол. Ты же, о возлюбленное дитя, стань преданным служителем праведности Господа Иисуса Христа, и будет беречь тебя Господь и охранять Все­вышний, и помощь Его будет вокруг тебя, и Он прикажет ангелам своим хранить тебя на всех путях твоих. Итак, будь храбрым и не бойся, и пусть не робеет сердце твое, призывая Господа Бога". Слу­шая это, Епифаний рыдал, проливая из глаз своих потоки слез, по­хожих на жемчуг, орошая драгоценное свое лицо, ибо крайнее вол­нение охватило его, когда он слушал то великолепное наставление и сладостное поучение. При этом все, что сообщил ему праведник, он говорил, шепча ему на ухо, пока они сидели в скрытом месте. И вот, когда было сказано все необходимое, они поцеловали друг дру­га святым поцелуем и разошлись: праведник удалился, дабы вы­смеивать этот мир, а Епифаний направился к своему дому.

15.

А теперь я хочу поведать вашей благосклонности и другое чудо, которое произошло с любезным Богу отроком Епифанием, да будет Господь наш Иисус Христос свидетелем его благодеяний. Так вот, этот любезный Богу юноша постился в соответствии со своими правилами, проводя по обычаю первую неделю Великого поста без пищи и питья, и, причастившись после этого таинств Христа, затем с помощью хлеба, воды и кое-каких бобов поддерживал телесные силы. И вот во время одного Великого поста, завершив в воздержа­нии вышеназванную неделю, он, в ожидании часа божественной литургии, собственноручно в своей комнате варил бобы, называе­мые "орофасулон", не позволяя никому из слуг прикасаться к ним. А поскольку в то время стояли холода, он подбросил в печь углей для тепла. Так он и сидел, наклонившись к теплу, пока варились бобы, как вдруг прозвучал сигнал к девятичасовой молитве, и он поднялся и отправился в церковь, никому не приказав позаботить­ся о своей похлебке. И вот когда он пришел в церковь и, стоя там, устремлял все свои помыслы к Богу, проклятый демон, постоянно одолевающий людской ум нечестивыми мыслями, обрушился на юношу с мыслями об отступничестве, чтобы под предлогом заботы о приготовлении похлебки выгнать его из церкви до окончания службы. И начинает он вплетать ему в ум следующее: "Смотри, ты страдал целую неделю, не притрагиваясь к еде или питью, ты был во всем непреклонен, подвергал себя столь большому напряжению, что падал в обморок от жара, вызываемого жаждой. И вот когда тебе нужно было позаботиться о своей простой пище, ты ушел, бросил ее и никому не отдал распоряжений о ней. Поэтому пойди-ка посмотри, может, ты уже все спалил, и кругом воняет гарью. Не сбежит же цер­ковь отсюда, пока ты исполняешь полагающееся тебе по обычаю". Хотя шарлатан и внушал ему это и иное что-то, еще более дерзкое, любезный Богу юноша разгадал уловки лукавого и ответил так на его наущения: "Есть Бог, который позаботится о моем пропитании: ведь Он тот, кто дает пищу всякой плоти, и защитник моей жиз­ни". Сказав так в уме и в мыслях гнусному завистнику и осенив себя крестом, он остался там до конца службы. И вот, вернувшись в свой дом, он обнаружил, что все были поражены сладчайшим аро­матом, который витал в этом месте, все находились в недоумении, не зная, откуда он происходит, и говорили о нем Епифанию как с чем-то невероятном и великом: "Иди сюда, господин, и вдохни не­сравненный аромат, хотя никому неведомо, откуда он исходит". И когда Епифаний подошел ближе, он и сам уловил удивительное благоухание и поразился чуду. Тогда, войдя в свою комнату, где была жаровня, наполненная углями, и окинув ее взглядом, он уви­дел прекрасного видом юношу дивного роста, с лицом, сиявшим ярче солнца, облаченного в одеяние, приличествующее божеству. Тут Епифаний, изумленный увиденным, вгляделся в его лицо: и было оно то как снег, то как огонь сверкающий; правая же рука его была открыта, и стоял он, хлопоча у жаровни, со светлокудрой головой, с волосами, на вид будто золотыми. И пока Епифаний безмолвно сто­ял, дивясь его виду, милый тот повар, отведав супа, как если бы он снял пробу с кушанья, и вынув из-за пазухи маленький мешочек, взял тремя пальцами приправу и крестообразно высыпал в горшок, а затем неприкрытую свою руку накрыл плащом. Поглядев на Епифания и улыбнувшись, он внезапно обрел крылья, поднялся от зем­ли и улетел в небо. А Епифаний, близкий к обмороку и потрясен­ный увиденным, был изумлен в душе. Он обратился на восток, про­стер свои руки и, обливаясь слезами, стал говорить: "О Господь мой! Кто я, ничтожнейший, что послал Ты мне на помощь ангела свое­го? Благодарю Тебя, Господи, за Твое человеколюбие и за великое Твое милосердие, ибо Ты воззвал ко мне, поддерживаешь меня Сво­ей божественной силой и считаешь меня одним из любящих Тебя. Благодарю Тебя, о добрый и жизнетворный мой покровитель, пеку­щийся о моем спасении!"

С трепещущим сердцем высказав все это Богу, он отправился посмотреть, какое ему кушанье приготовил тот, кто явился к нему. И нашел он, что имеет оно аромат, который кто-нибудь, пожалуй, счел бы невозможным на земле. Тогда, весьма удивившись этом> делу и благодаря Господа, он произнес: "Слава тебе, высокочтимый Господь, в Троице воспеваемый и почитаемый, что ценишь по спра­ведливости несчастные труды моей скромной юности и ободряешь несравненными своими благодеяниями мою ничтожность, посчитав меня достойным вкусить от меда Твоей доброты. Благодарю Тебя. Вседержителя, и славлю Тебя, сострадающего, и не отступлюсь от Тебя вплоть до моего последнего вздоха!" Помолившись так и взяв немного бобов, он поел и, охваченный безграничным блаженством, ощутил внезапный переход всех чувств своих в боговдохновенное состояние, так что был изумлен неожиданным превращением и изменением своей души. Но благодаря этому чуду он еще более воспламенился любовью к Господу и святым и все время проявлял еще большую преданность.

16.

И вот однажды он встал и отправился в церковь, дабы совер­шить молитву; а когда шествие завершилось, он вернулся к себе и сел перед воротами родительского дома, причем и отец его был там. И когда по дороге, ведущей вдоль улицы, проходил блаженный Ан­дрей, проделывая то, что было у него в обычае, Епифаний увидал его и, движимый дружеским сочувствием, захотел ввести его в свой дом. Однако он не знал, как представить этого своего знакомого отцу, находившемуся в доме, и, сделав вид, будто он не знает Андрея, го­ворит отцу своему: "Господин отец мой! Видишь ли ты того челове­ка, как он ходит туда и сюда с голым телом? Мне кажется, что хоть он и сошел с ума из-за козней врага рода человеческого, однако, гос­подин отец мой, - да не узришь ты смерти своего милого сына Епифания! - давай введем его в наш дом и с помощью Господа, почтив­шего и сделавшего тебя богатым, дадим ему пищи от тех благ, которые даровал нам Бог, и напоим вином во искупление наших душ - ведь это и должны мы найти в Царстве Божием". Отец же его, воо­душевившись и обрадовавшись, поцеловал его и сказал: "О миро моей души и свет очей моих, нужно ли тебе спрашивать меня о та­ком деле? Ступай и делай, как ты предлагаешь, ибо все мое - твое". Епифаний ответил: "Да, отец, знаю и я, но написано: "Сын, поучающий отца, да погибнет, и там, где за дело возьмется отец, вся­кое сыновнее предприятие разрушится"". Слушая это, отец радо­вался благоразумию, проявляемому даже в ответах сына. А Епи­фаний быстро побежал за святым, догнал его далеко от дома и по­вел, держа за руку, к себе. И вот когда они приблизились к воротам, но отца там не оказалось, блаженный Андрей отказался войти в них, а сел снаружи. Тогда соседи Епифания и прохожие, завидя обна­женного и безумного человека, стали собираться к нему, и одни при­читали со стонами, проклиная дьявола, что такого человека он по­губил, лишив рассудка, другие давали ему мелкие монеты, третьи - вино; он же, по своему обычаю, всех прогонял прочь.

17.

И вот пока он сидел на земле у ворот, пришел какой-то юноша-евнух, бывший слугою одного знатного господина. Лицом он был подобен розе, с телом, белым как снег, статный, светловолосый, обладающий необычайной мягкостью, издалека благоухающий мус­кусом. Поскольку Епифаний вырос вместе с ним и был его другом, была у них друг к другу большая привязанность. И вот тот евнух принес с собою финики - около тридцати штук. Увидев же святого с обнаженным телом, он заволновался и стал спрашивать у Епифания, говоря при этом: "Дражайший и возлюбленный мой Епифаний! в самом деле, этот человек, и ради чего он ходит голый, когда зима и холод невыносимый, а он выглядит так, как потерпевшие море кораблекрушение?" Епифаний же ответил ему: "Милый брат, не знаю, что и сказать тебе о его наружности, ибо разум его находится в плену у лукавого, и он бродит кругом, словно одержимый безумный. Однако все люди такого рода разрывают свои хитоны, бегают, ничего не чувствуя". А сказал он это, не желая открывать подвиг святого. Услыхав такое, евнух замолчал и все финики, которые у него были, отдал блаженному, жалея его, как бедного челове­ка, и сказал: "Прими пока вот это, поскольку здесь у меня ничего другого нет". Святой же, очами разума своего угадав деяния его души, грозным взором поглядел на него и промолвил: "Юродивые не едят даров колофонии". А евнух, не понявший сказанного, го­ворит ему: "О воистину лишенный рассудка! Неужели, посмотрев на финики, ты решил, что они колофонские?" Молвил ему бла­женный: "Уходи, обманщик, в спальню своего господина и преда­вайся вместе с ним содомскому недугу, и он даст тебе и других фи­ников. О несчастный, не видящий лучей Царствия Небесного, не осознающий суровости и жестокости геенны! Неужели не стыдишь­ся ты даже ангела, сопровождающего тебя, как христианина? Что же должно произойти с тобой, нечистый, прячущийся по углам и делающий то, что не должно делать, чего не делают ни собаки, ни свиньи, ни твари ползучие, ни змеи? Почему ты, о достойный про­клятия, творишь это? Горе твоей юности, которую изувечил сатана и которую сбросил с яростью и безграничной дерзостью на ужасное дно ада! Смотри, не иди же дальше, чтобы когда-нибудь божество не обошлось с тобой по справедливости, испепелив тебя здесь уда­ром молнии, а там - геенной огненной". Услышав это, евнух за­дрожал, лицо его стало, будто огонь, и устыдился он великим сты­дом. Говорит ему Епифаний: "Что с тобою случилось, господин мой? Чего ты устыдился? Ведь говорил я тебе, что он безумен, и, если что ему взбредет в голову, он то и болтает. И все же, возлюбленный мой во Христе, если ты знаешь за собой что-нибудь из того, что он ска­зал тебе, то иди и исправляй себя, и не сердись на его слова: ведь ты молод, а сатана злобен и понуждает нас совершить грех не иначе как затем, чтобы сделать нас своим утешением в огне геенны".

Выслушав это, евнух удалился, а достойный Епифаний, позвав святого, пошел с ним в свою комнату, и, найдя там стол, они сели возрадовались дарам Божьим. А после того как они насытились"! Епифаний сказал блаженному: "Почему, досточтимый господин, так строго изобличил ты моего друга?" Ответил ему блаженный "Из-за того, что он друг твой и дорог тебе! Именно поэтому я и вступил с ним в разговор: ведь если бы он не был твоим другом, он вообще не услышал бы от меня ни единого слова: не в том моя цель, что бы порицать грешников, но в том, чтобы бежать прямым путем, ве­дущим к лучшей жизни". Епифаний опять говорит: "Я знаю об этом, о слуга Божий, но этот юноша - раб, и, вынуждаемый своим господином, что он может сделать?" Святой отвечает: "Я знаю, и очень хорошо знаю это; однако для телесных надобностей должен раб повиноваться купившему его, а не ради дьявольских занятий, в особенности этой проклятой и отвратительной мерзости, которой даже животные не умеют заниматься". Епифаний сказал: "Если гос­подин отдаст приказание рабу ради телесной надобности, или ду­ховной, или греховной, и раб не станет повиноваться, ты знаешь, конечно, господин мой, сколько он вытерпит, оскорбляемый, изби­ваемый, осыпаемый угрозами и все прочие мучения принимающий". А святой ответил: "Это, дитя, мученичество Иисуса Христа, о кото­ром он намеком сказал: "Блаженны преследуемые за правду, ибо их есть Царство Небесное". Поэтому, если рабы не покоряются гос­подам своим в отвратительной содомской похоти, они блаженны и трижды блаженны, ибо через испытания, о которых ты говоришь, они будут причислены к мученикам".

18.

Пока они говорили об этом, один из слуг Епифания, которо­му отец его поручил покупать еду, наблюдая за святым, понял смысл его служения и, сев в ногах у него, стал со слезами умолять святого, чтобы тот заступился за него пред Богом, дабы и ему вести такую жизнь. А праведник понял в душе, что именно стремится получить этот мальчик, и, желая наедине поговорить с ним, силою Святого Духа изменил речь его на сирийскую, затем сел и стал говорить с ним по-сирийски, как и хотел. И мальчик так заговорил с ним: "Если бы я не был способен на это, я бы и не просил тебя помочь мне стать таким, как ты сам". Святой же ему ответил: "Ты не можешь вынести испытаний и тяжких трудов этого подвига, ибо тесен этот путь; а посему оставайся лучше таким, каков ты есть, в благочестии и скромности, учась у своего господина тому, что лучше и что ве­дет к спасению, избегая похоти, прелюбодеяния, злопамятности и всех остальных страстей, дабы не случились с тобой такие беды". А мальчик сказал ему: "Итак, если ты не хочешь внять мне, ничтож­ному, скажи мне, что не можешь сделать это, и я, конечно, оставлю тебя".

Епифаний же, заметив внезапное превращение мальчика, ибо тот заговорил на языке, которому не учился, сказал: "Что за чудо! Ди­вен Бог в святых своих!" А блаженный Андрей спросил Господа об этом мальчике, что в самом деле должно произойти по его просьбе, и явился ему голос, говорящий: "Нет в том пользы, откажись от это­го предприятия; но покажи ему, каково это дело, чтобы он не осуж­дал тебя как бессильного". И блаженный немедля повелел ангелу, стоящему рядом с ними: "Наполни чашу радости духовной, из которой изливается благодать отпущенного мне дара". Ангел же Господа сделал так, и говорит ему блаженный: "Напои сидящего у моих ног". Он же напоил его тотчас невидимо, и мальчик начал делать знаки, подобные тем, что делал богоносный отец, который, глядя на него, улыбался радостно. А Епифаний, увидев происшедшее, забеспоко­ился, испугавшись, как бы не обрушился на него весь гнев его отца, и говорит блаженному: "Я прошу тебя, слуга Божий, не делать это­го с рабом отца моего, дабы и к тебе самому не относились с прене­брежением, и Бог за добро не подвергался поношению, и не вы­ставляй меня достойным ненависти и проклятия пред отцом моим. Посему я прошу и умоляю тебя, чтобы ты не отверг мою просьбу как напрасную, но помнил свидетельство любви моей, раба твоего, которое я однажды тебе дал". А блаженный, не желая оставлять бес­плодной просьбу Епифания, повелел ангелу отнять у мальчика дан­ный ему дар, и тотчас забрал у него ангел Господень эту благодать, и мальчик вернулся в прежнее состояние, в котором находился ра­нее. В великой печали, однако, стал он просить святого снова дать ему этот дар. Тот же ему ответил: "Ты сказал мне, будто я не в силах явить подобное в тебе; смотри же теперь и знай, что именем Господа нашего Иисуса Христа я и большее, если захочу, могу явить в тебе; однако господин твой Епифаний стал на твою защиту, а божествен­ные законы" не позволяют поступать вопреки мнению господина твоего". И тут один из рабов - товарищей этого мальчика - по при­казанию хозяина призвал его к его обычной службе.

С наступлением вечера уговорил Епифаний святого остаться у не­го. Около первой ночной стражи все рабы, выполнив свои обязан­ности, собрались вокруг Епифания, охваченные горячей любовью, и, так как они стояли, сжав руки, он велел им сесть.

19. О СЛУГАХ ЕПИФАНИЯ.

И вот как только все уселись во­круг него, блаженный Андрей посмотрел духовным оком своего ра­зума на поступки каждого из них, и какой грех кто из них совер­шил, и, желая вразумить их, принялся говорить аллегориями, из­лагая некую притчу. И одни, внимая словам святого, раскаивались, покрываясь краской стыда, другие чувствовали головокружение и трепет, а третьи со стыдом убегали. Ведь простая речь праведника решительно изобличала прегрешения их всех, раскрывая, почему, каким образом и где они были совершены. Но ведь еще удивитель­нее то, что каждый из них воспринимал сказанное на своем собствен­ном языке; и каждый заключал: "Обо мне говорит этот человек". И, впадая в страх и трепет из-за того, что в притчах он порицал их грехи, они приходили к раскаянию. А гнусный демон, глядя на то, как рабы Епифания исправляются, привел с собою множество не­чистых духов, и, усевшись во дворе перед домом, они принялись хохотать. Блаженный же догадался и усмехнулся, услышав это. Тогда Епифаний и те, которые были с ним, заметили усмешку пра­ведника и, посчитав ее странной, захотели узнать, почему он так ведет себя: они ведь не слышали голосов злых демонов, ибо не име­ли такой проницательности. Понимая это, праведник, бросив взор направо, сказал с какой-то властностью: "Подними завесу с сердец тех, кто находится здесь!" С этими его словами отверзлись духовные уши их, и услыхали они, о чем говорили демоны. И стали они спрашивать Епифания: "Господин, кто эти распутные женщины, которые, стоя за воротами, соревнуются в бесстыдстве?" А он им отвечает: "Это демоны радостно скачут, оттого что мы грешны". И, услышав это, они стали ругать самих себя. Вдруг, неожиданно встав и поклонившись в ноги достойному Епифанию, они отправи­лись каждый к своему ложу. Но, уходя, один говорил другому: "За­метил ли ты одну странную вещь: как этот бедный человек расска­зал мне о моих грехах?" А другой говорил: "Поверьте, братья, он и мне все тайны сердца моего раскрыл!" И одни говорили, что он свя­той, другие же - что он предсказатель и по расположению знаков Зодиака возвещает то, что может случиться, третьи возражали: "Он открыл нам все с помощью демонической силы".

Наконец, когда все уснули, Епифаний, покинув, по своему обы­чаю, ложе, лег на полу; святой же, сделав вид, будто уснул на ложе Епифания, сам оставил его, вышел во двор и лег в навозную кучу на весь остаток ночи.

С наступлением же утра он вышел в сопровождении Епифания на свою духовную борьбу. Тогда Епифаний, призвав к себе того маль­чика, с которым святой говорил на сирийском языке, стал выведы­вать у него, как это таинство было сотворено в нем. Мальчик же, относившийся к нему с большим доверием, изложил без утайки все, что с ним случилось. "Господин мой, - говорил он, - когда я во­шел в твою комнату, то внезапно потерял дар речи, ибо увидел, как лицо того святого сияло ярче солнца. Пораженный, услышал я го­лос (откуда - не знаю), говоривший мне: "Взгляни, и ты поймешь, сколь великим сделала его глупость ради Господа". Тогда я стал смотреть: и вот, от луча, бывшего на праведнике, отделилась какая-то часть и приблизилась к моему лицу, и тотчас я начал произво­дить его движения - сколь долго, ты видел. Затем у меня отняли это, и я стал, каким был раньше, то есть приверженным к обычным мирским вещам. Так вот, господин, отныне будь сам попечителем моего спасения, ведя меня по тропе велений Божьих". Услышав это, Епифаний изумился в душе и почувствовал головокружение. Со слезами обняв мальчика, он поцеловал его глаза, ставшие свиде­телями таких таинств, и промолвил: "Вседержитель Господь, пока­завший тебе дивные таинства свои, может спасти и душу твою, воз­любленный мой брат, и я с этого дня буду распоряжаться твоими Делами, считая тебя своим близким другом и духовным братом". Вот почему с тех пор полюбил Епифаний мальчика, став для него по­мощником во всем, что угодно Создателю.

А блаженный Андрей, после того как удалился из дома Епифания, вел борьбу в скрытых местах и закоулках города, где никто его не знал, пронизываемый невыносимым холодом и скованный сту­жей, ненавидимый всеми, так что даже городские дети избивали, волокли, жестоко колотили его и, накинув на шею веревку, тащили! его прилюдно, а затем, сделав из угля чернила, мазали его лицо., Терзаемый таким образом, перебрался он к Артополиям, чтобы восстановить силы: ведь от чрезмерного поста истощилось тело его. Некоторые из христолюбивых людей, заметивших, как он измучен, да­вали ему мелкие монеты, и, так как долгое время они не видели его, говорили: "Где ты был до сих пор, недоумок, и где провел столько дней?" А он им отвечал: "Или вы не знаете, болваны, что, находясь с дураками, я боролся как дурак? Да вы ведь и сами дуралеи!"; Они же поднимали его на смех, не понимая сказанного, ибо дурака­ми он называл пагубных демонов, с которыми он всякий раз вел борьбу, сражаясь за Царство Небесное. И одни давали ему мелкие монеты, другие - бобов, третьи - хлеба, четвертые - сыра или фруктов, каждый из того, что купил. А он, зайдя в таверну, делил; все это с такими же, как и он, бедняками. И часто кое-кто из сострадательных людей, жалея его и сочувствуя ему, отдавал плащ; но дру­гие бедняки, живущие как бессовестные разбойники, нападали на! него ночью и, раздев, грабили и убегали, оставляя его нагим: это те, которых горожане обычно называют мальчиками архиепископа.

И вот однажды, когда он опять справлял нужду позади таверны на глазах у прохожих, какой-то юнец, увидав, как он сидит не краснея, сообщил хозяину таверны, а тот, выбежав и увидав святого, достал палку и избил его, как только мог. А другой проходивший мимо наглец, отличавшийся диким нравом, как увидел, что святого бьют, схватил палку и, подстрекаемый дьяволом, стукнул его этой палкой изо всех сил, так что удар далеко был слышен. А свя­той, посмотрев на того, кто ударил его, горько застонал, но, поднявшись и подойдя к нему поближе, стал целовать его ноги, молясь за него. Некоторые, глядя на это, говорили: "Посмотрите, как этот сумасшедший, подобно псу, тупо целует ноги того, кто его побил"; А блаженный Андрей, приняв невыносимые удары, удалился отту­да и, зайдя в один из углов портика, уснул, охваченный коротким сном. А проходившие мимо люди, глядя на него, говорили: "Это он страдает из-за женской ворожбы", а другие - "из-за эпилепсии". А Бог, Который ведает тайное и провидит издалека высокое, знал и о службе раба Своего, и по какой причине он творил такое.

20. О ПОВОЗКЕ, ЗАПРЯЖЕННОЙ ВОЛАМИ.

И вот, поскольку святой, бывало, лежал, как говорилось, то в переулке, то в городских портиках, случилось, что проезжала там повозка, запряженная во­лами. Возница, - если правду сказать, мертвецки пьяный, - ехал, распевая песни, и, конечно, не осознавал, что творилось с праведником. А вышло так, что быки, поравнявшись с Андреем, прошлись по нему, а когда и колеса проехали по его животу, прохожие закри­чали вознице, а некоторые стали бить его, приговаривая: "Даже если ты его не заметил, надо ведь было смотреть, где проезжает твоя по­возка!" Он же, пьяный до отупения, с трудом отвечал: "А кто заставлял его ложиться посреди улицы?" Они же в ответ: "Пусть бы Бог дал тебе его разум и дух, что ведет к такой бесчувственности!" А праведник милостью Божией остался невредим. И некоторые удивлен­но говорили: "Мы в недоумении, что сказать или вымолвить об этом тронутом: Бог ли его охраняет или злые духи, якшаясь с которыми он катится к гибели?" А другие: "Мы думаем, что овладевший им демон, стремясь остаться при нем, резко уменьшил вес повозки и сохранил его невредимым". Третьи говорили: "Нет, все не так: это Бог, который милосерден, сжалился над его несчастием и недугом и защитил его". Он же сотворил все это по своей воле, ибо презирал мир и то, что в мире, ради Царства Небесного.

И другое чудо сотворил праведник с соизволения Божьего: в лет­ние дни, когда невыносимо палило солнце, он притворился пьяным и, придя в знойное место, остался там на палящей жаре, лежа по­среди улицы без пищи и питья. Тогда прохожие, спотыкавшиеся об него, по наущению дьявола, и приходившие в ярость, то били его палками, то пинали, проходя мимо, иные на бегу поносили его и топтали ногами, а другие, схватив за ногу, тащили его вниз. Когда же наступила ночь, он встал и пошел оттуда к преддверию церкви и всю ночь находился там, вознося Богу молитвы и просьбы.

21.

На одном из этапов его духовной службы произошло со слугою Господним следующее: пустившись в путь, по своему обыкновению в неурочный час, дабы его молитва в преддверии храмов никому не стала известна, он оказался в часовне Пресвятой Богородицы, расположенной в левом портике Константинопольского форума[5]. А по этой улице случайно проходил какой-то мальчик, выполняв­ший поручение своего господина. И вот когда святой приблизился к часовне, чтобы помолиться, мальчик догнал его, ступая на цы­почках. Святой же не заметил того, кто шел вслед за ним, - так Бог устроил. А поскольку Богу было угодно, как я уже говорил, чтобы обнаружилось, каков на самом деле Андрей, то, когда он оказался У дверей и, вытянув свою правую руку, сотворил над ними знак крес­та, двери тотчас отворились сами собой. Войдя внутрь, он стал горячо молиться, не зная, что кто-то за ним наблюдает со стороны. Ведь мальчик сопровождал его, чтобы проследить за ним, потому что знал, что это один из сумасшедших, а когда увидел, как двери отво­рились, затрепетал, почувствовал головокружение и, охваченный дрожью, обратился к самому себе: "Вот какого слугу Божьего назы­вают безумным воистину безумные! А мы, несчастные, даже не зна­ем, кто сейчас показал безжалостно избивающим и оскорбляющим его, каков на самом деле святой! О, сколько тайных слуг имеет Гос­подь, и никто не понимает и не знает, что происходит с ними".

Так он размышлял, стоя у входа, а подойдя поближе, стал вы­сматривать, что творится внутри, и видит, как святой парит в воз­духе перед амвоном и молится. Вспышки пламени расходились вокруг него, и несравненное благоухание достигало дверей хра­ма. Изумленный предивным зрелищем, мальчик удалился оттуда для исполнения приказа своего господина, а святой, завершив мо­литву, вышел, и, когда он выходил, затворились снова двери крест­ным знамением. Заметил он также мальчика, наблюдавшего за ним, и был удручен этим, ибо знал в душе своей, что тот был свидетелем совершенного им. Святой наблюдал за его возвращением, чтобы тот не открыл кому-нибудь его тайны. Когда же мальчик вернулся до­мой, праведник, подойдя к нему, молвил: "Остерегайся, дитя, опо­вещать кого-нибудь о виденном тобою в этом месте, и с тобой пребу­дет милость Господня. Если же ты попытаешься вымолвить хоть слово об увиденном тобой, я отдам распоряжение нечистому духу, и ты сделаешься посмешищем в городе. Впрочем, - воля Иисуса! - охраняющий тебя ангел не даст тебе говорить: ведь я прикажу ему, и мне не нужно будет беспокоиться об этом". Мальчик же, не видя, кто был говорящий с ним, охваченный страхом, произнес: "Не ска­жу, господин". И, пораженный, он обратился к самому себе со сло­вами: "Что за чудо! Вот он где, святой, а мы и не знаем, воистину безумные! Вот так диво! Сколько тайных слуг имеет Господь, пре­красных в своих деяниях и мыслях, и то, что мы слышали из житий святых, теперь увидали своими собственными глазами".

Придя к своему господину, он дал ему подобающий отчет о своем поручении. Охваченный же демоном забвения, он было думал рас­сказать господину и о том, что увидел, дабы и тот причастился чуда; но когда намеревался открыть рот, явился ему юноша, стоявший перед его глазами и имевший вид молнии, и, напугав его, сказал: "Остановись, ничтожный, дабы не быть одержимым злым духом и не стать игрушкой демонов!" Тогда, увидев того, кто явился ему, мальчик онемел, и ужас и дрожь овладели им. Затем, когда он хотел, вопреки страху, заговорить снова, огненный юноша своей правой ру­кой вновь загородил его уста, молвив: "Остановись, дитя!" - и с эти­ми словами стал тотчас невидим. Тогда мальчик затрепетал, не в си­лах понять то, что узрел, он был ошеломлен и потрясен этим чудом.

Однажды во время сбора урожая, когда продавцы плодов, по сво­ему обычаю, выкладывают и продают самое лучшее в стеклянных сосудах, в одной из лавок был выставлен такой сосуд, наполненный отборными фигами. Там же находился праведник и кое-кто из горо­жан. И когда они заметили, что продавец уснул, склонив голову к коленям, то, подведя святого ближе к плодам, стали указывать на разложенные фиги и, указывая пальцами, говорили: "Ешь, дурачок, и насыть свою душу, быть может, больше не будет подходяще­го случая". Он же послушал их и, подойдя поближе, принялся есть и ел, сколько мог. А подстрекатели смотрели, как он ест, и кивали ему, чтобы насыщался без страха. Когда, наконец, сосуд был почти опустошен, продавец проснулся, а наблюдавшие за ним насмешни­ки исчезли. А поскольку блаженный продолжал есть, заметивший это продавец вскочил, выхватил у кого-то палку и принялся бить Андрея столь яростно, сколь у самого хватало сил. А затем точка­ми, ударами и пинками погнал его дальше.

И тут встречает праведника мальчик, который видел его вися­щим в воздухе и взирал на его чудеса. Обняв святого, он поцеловал ему руки и лицо; заметив же, что оно почернело, он стал расспра­шивать, кто мог сотворить с ним такое? Говорит ему блаженный: "Так угостил меня, дитя, вот этот ненасытный подстрекатель,114 прельщенный, бедолага, сладостью фиг. Если, по правде говоря, мне отвесили столько ударов за простые фиги, что же назначит Бог со­блазнившимся самыми постыдными делами и не выказавшим рас­каяния?" Затем он сказал мальчику: "Так ты выполнил мои указа­ния? Конечно, если бы пламенная рука огненосного юноши не ско­вала тебе уста, ты стал бы одним из тех, кем овладели демоны". А тот, услыхав такое, затрепетал, вспомнив о пророчестве правед­ника и о его ошеломляющем чуде. Тогда, прикоснувшись к его руке, он отправился дальше.

22. ОБ УГРОЗЕ ДЬЯВОЛА.

А проклятый демон, заметив дружбу праведника и мальчика, а также потому, что тот явил ему чудеса, предсказанные ранее, охваченный ненавистью, взял с собой также отпетого грешника сатану; вместе они встретили праведника, ког­да он шел с мальчиком вдоль темного портика, и, воспылав злобой, воскликнули: "Обманщик, насмехающийся над миром! Ты, верно, рехнулся, отобрав у меня тех, кто, благодаря грехам своим, подвла­стен мне: тебе не довольно челяди Епифания и всех остальных, ко­торые были моими и которых ты похитил, сделал чистыми и при­вел к своему Богу, но и этого ты хочешь отобрать у меня и очистить через покаяние?" И тотчас начал перечислять грехи мальчика. А святой говорит ему сурово: "Да пребудет все это с Богом и вне мо­его попечения! Тебе-то что за дело до него, негодник? За грехи этого мальчика я приму наказание, я душу свою за него положу, а тебе не достанется и частица души его". Сказав это, святой впал в неистов­ство, а дьявол и сатана-негодник, ужасные возмутители и враги жителей этого величайшего города и Царицы городов, сидящие в засаде и нападающие на сынов человеческих, чтобы творили они дела постыдные, возжелали похитить мальчика из рук святого. Он же, охваченный великим гневом, поднял с земли камень и метнул его в тех мошенников; и можно было видеть поразительное чудо: завизжав наподобие свиней, они исчезли в воздухе.

А блаженный пришел вместе с мальчиком в таверну, и, купив хлеба, они сели там, довольные друг другом. Затем явился какой-то юноша, у которого первый пушок появился на лице, вместе с дру­гим молодым человеком; они сели близко к богоносному мужу и начали есть. Тогда святой, разгадав их грехи, стал на них присталь­но смотреть и, желая напомнить им об их прегрешениях, пустился в свои забавы. А сидящие там люди, глядя на его мнимое безумие, смеялись и веселились. И вот святой протянул руку, выхватил у од­ного из них печенье и съел, а тот рассердился и говорит праведни­ку: "Значит, ты не сидишь молча, бесноватый сумасшедший, но, вооружившись бесстыдством, отбираешь чужое?" А блаженный ему в ответ: "Это ты, истинный болван, не можешь быть спокойным и безмятежным, потому что именно ты украл вещи Симеона!" И, про­изнеся эти слова, он изо всех сил дал ему затрещину, так что у того еще полчаса звенело в ушах. А вор, сознавая за собой грех, не ре­шился противоречить ему, но поразился и сказал самому себе: "От­куда он знает об этом?" А святой и другому дал пощечину, сказав: "И ты, болван, проедаешь наворованное". А тот испугался и стал отпираться, но блаженный Андрей молвил ему: "Поверь мне, что если ты еще вздумаешь воровать, попадешь к демону на допрос". И, словно повернувшись к кому-то, изрек: "Если еще хоть раз по­пытается воровать, бери его на дознание!" С этими словами он ушел оттуда.

23. О ВСТРЕЧЕ С ДЬЯВОЛОМ.

И снова блаженный вместе с тем мальчиком встретил на своем пути дьявола, да еще с толпой демонов, и стал дьявол громко роптать и из-за этого мальчика, и из-за тех, кто был с ним, и из-за того, что святой изобличил проступки воров. А святой увидал, как дьявол распаляется, и говорит, строго взглянув на него: "Ты опять впал в свою злобу, проклятый? Теперь-то зачем ты сюда явился, ничтожный обманщик? Или ты снова опол­чился против благоговеющих пред Господом? Клянусь Иисусом, для тебя настало плохое время: убирайся отсюда, несчастный, ибо нам нет никакого дела до твоего ничтожества". На эти слова праведни­ка дьявол ответил: "Андрей, ты несправедлив ко мне! Клянусь не­колебимым троном и его великолепием, ты становишься тираном, поступая вот таким образом! Ведь чего ради открываешь ты толпе свои деяния, а люди, видя это, приходят к сокрушению и покая­нию? Уходи от меня, убирайся! Сторонись тех, кто предан мне из-за низости греха, и не побуждай их бежать от любимого мной беззакония. Разве ты не знаешь, что у них есть Моисей и остальные проро­ки: пусть их слушают. Есть у них Евангелия, Павел, жития святых - пусть их слушают. Неужели же не довольно всего этого для! наставления, но и меня тебе вздумалось низвергнуть? Что у нас мо­жет быть общего, безумный оскорбитель мира? Отступись от меня, селеед, не то я и тебе устрою испытание, как Иову!" А блаженный молвил в ответ: "О треклятый, какими молниями ранено твое серд­це! Как же ты сможешь отвратить меня от моей цели и потребовать у Господа суда надо мною? Фу, какой вздор, негодник! Под каким предлогом хочешь ты устроить разбирательство против меня? Из-за злата, которого я не имею? Или из-за серебра, которого у меня нет? Не из-за владений ли? Или же из-за рабов? Что ж, не жалей ничего из моего состояния. Уничтожь основание моего дома и за­ставь меня хулить Господа! Или тебе стали ненавистны мои сменя­ющие друг друга одеяния? Мои сияющие сандалии? Блеск моего дома? Что ты можешь сделать против меня, нечестивец, ничтоже­ство, гнусный и порочный пес? Тебе на зависть испачканное и разо­рванное тряпье, которое я ношу? Смотри, я отдаю тебе и его!" И с эти­ми словами он снял с себя жалкую ту одежонку и швырнул в его безликую морду, предпочтя остаться нагим. А мальчик, увидав, что сделал святой, поднял лохмотья и надел на него. Тогда блаженный Андрей, поцеловав мальчика и дав ему много наставлений, как дер­жаться в стороне от пагубы, отпустил его домой; сам же предался духовным трудам и испытаниям в гуще толпы, продвигаясь вперед и выше, постясь, бодрствуя, изнемогая от каждодневного труда, бега и напряжения, избиваемый, оскорбляемый и оплевываемый в этой борьбе.

А тот молодой человек, которому праведник повелел не воровать, забыв слова его, вернулся к прежним привычкам, и даже к еще бо­лее низким. Праведник же, увидав, что его великодушие к нему не приносит никакой пользы, приблизился духом к тому месту, где был дом юноши, и приказал одному из скверных ангелов допросить его и с помощью его же собственных слов объявить обо всех его грехах. И вот, будучи пойман злым духом, он тотчас все понял, припомнив затрещину от руки праведника. Тогда, охваченный тревогой, он побежал в часовню святейшей Богоматери, называемую "Мирелеон". И когда он прибежал туда ради чудодейственной помощи той, то начал со слезами молиться постоянной Заступнице всех угне­тенных и в особенности прибегающих к Ней с горячей любовью и непоколебимой верой. Взяв данного Богом елея и намазав им все тело,[6] он стоял, творя молитву Заступнице рода нашего. И во вре­мя молитвы он впал в исступленное состояние, и видит женщину, стоящую перед дверями святилища, одетую в виссон[7] и пурпур. И светилось лицо ее, сияя ярче солнца. Бросив на демона косой взгляд, она сказала решительно и гневно: "Ждешь своего часа, гряз­ный негодник? Изыди из творения моего Сына, ибо он пришел под мою защиту!" Он же отвечал устами юноши: "Андрей, ради твоего Сына принявшийся за шутовство, сам разрешил мне допросить его". А она произнесла: "Изыди наконец и не болтай вздор, не то я сделаю так, что он и тебе вынесет приговор". При этих словах демон испу­гался и вышел. Когда же та, которая явилась юноше, исчезла на возвышении, он тотчас пришел в себя и понял, что освобожден от злого демона. И восславил он человеколюбивого Бога и, горячо воз­благодарив Богородицу, поклялся больше не воровать, не распут­ничать и не общаться с глупцами и грешниками. Изложив это пе­ред высокочтимым ликом Богородицы, он радостно пошел домой.

И вот, благодаря ходатайству той, которая поручилась за него, он достиг вершины добродетели, так что все изумлялись внезапно­му преображению мальчика и его образа жизни. И когда он, быва­ло, выходил на улицу и встречал блаженного во время его игрищ, он сворачивал с дороги в переулок и, приблизившись к нему, гово­рил: "Клянусь Господом Иисусом, строг святой". И благодарил того, кто был причиной его спасения.

Однажды, отправившись вновь на свою духовную службу, встре­тил он погребальную процессию. Принадлежала же она некоему знатному человеку из весьма богатых, и неисчислимое множество народа участвовало в ней. Были слышны громкие голоса псалмо­певцев, и было много свечей и фимиама, и родственники рыдали и били себя в грудь. А слуга Божий, увидав процессию, долгое время молча смотрел, и вдруг увидел: множество свечей в подсвечниках, а впереди них - эфиопов, кричащих сильнее псалмопевцев: "Ах, ах!" Все их курения пахли, как навоз, и, будто бы держа в руках мешки, они распространяли дым и копоть, один за другим отделя­ясь от толпы в пляске. Они бесстыдно кривлялись, смеясь, как бес­совестные женщины, и то лаяли, как собаки, то верещали, как сви­ньи; и была для них похоронная процессия какой-то радостью и ве­сельем. И одни ходили вокруг носилок, обрызгивая лицо мертвеца грязью и нечистотами, другие же следовали за носилками, переле­тая по воздуху. От носилок же и тела того грешника исходила силь­ная вонь, как от вычерпывающих сток. И одни эфиопы подбрасыва­ли навоз на его лицо, другие следовали сзади в бесстыдной пляске, производя шум и грохотание и невидимо приговаривая исполните­лям псалмов: "Да не узрит ни один из вас света, глупые христиане, ибо вы говорите: "Упокой пса со святыми", имея в виду виновни­ка всякого беззакония и бесчинства". И вот снова появился глава гнусных демонов, с дикими глазами, вызывающий дрожь отвраще­ния у смотрящего: он держал в руке огонь с серой и смолой и торо­пился к могиле того несчастного, чтобы сделать его посмешищем и устроить ему сожжение после похорон.

После того как процессия удалилась, он вновь внимательно ос­мотрелся и видит: вот идет прекрасный юноша, весьма печальный и хмурый, горестно бьющий себя в грудь. Увидев его, святой подошел к нему поближе и, подумав, что он из родственников умершего и потому печалится, словно бы забыл о своем богоугодном служении, протянул руку, удерживая плачущего юношу, и сказал ему в утешение: "Ради Бога небесного и земного, <скажи>, какова причина того, что ты горюешь и проливаешь столько слез? Никогда не видал я, чтобы кто-нибудь так оплакивал умершего". Говорит ему ангел: "Причина слез моих такова: поскольку дьявол завладел тем, чью похоронную процессию ты наблюдал, он и стал причиною моей скор­би и печали, и я сокрушаюсь, оттого что потерял его". Говорит ему блаженный: "Поведай мне, о драгоценнейший (ибо я узнал, кто ты), каковы были его прегрешения?" Отвечает ему ангел: "Поскольку ты - Андрей, избранник Божий, тебе дозволяется узнать: ныне ведь я узрел красоту души твоей, блестящую и сверкающую, как чистое золото, и тем облегчил свою печаль. Ведь тот человек, о почтенный, был одним из самых знатных приближенных царя, но при этом был весьма порочен и злобен. Он был вовлечен в распутство, прелюбодейство и мужеложество, жадный и бессердечный, хвастливый и высо­комерный, лживый и злопамятный человеконенавистник, мздоимец и клятвопреступник, истязавший своих жалких рабов голодом и плетьми, оставлявший их нагими, неодетыми и необутыми в зим­ние дни, а многих из них он ударами дубины лишил жизни и похо­ронил вместе с костями животных. А отвратительным и испепеляющим мужеложеством он был настолько поглощен, что число мальчиков и евнухов, которых он совратил, доходило до трехсот душ. Наконец, возлюбленный Господом, и для него исполнился срок, и явившаяся к нему смерть нашла его нераскаявшимся, по­груженным в несказанное множество пороков. Ты сам видел, с ка­ким бесславием уносилось его грязное и омерзительное тело, будто недостойное даже обычного погребения. Из-за этого, о святая и лю­безная Богу душа, я сам страдаю и мучаюсь, охваченный великим рыданием, ибо он стал игрушкой демонов и гнусным вместилищем зловония". После того как божественный ангел сказал такое, блаженный молвил ему: "Умоляю тебя, огнеподобный, принять доб­рое утешение, поскольку он получил злой конец и удел сообразно тому, к чему стремился; ты же сам, исполненный радости, пребу­дешь во благе отныне и навсегда, в имени Господа Саваофа-Все­держителя".

И вот пока они так беседовали, стал ангел удаляться от него на небо. А идущие тою дорогою, видя, как он один стоит и разговари­вает неизвестно с кем (ангела-то они не видели, будучи недостойны­ми этого), обращались друг к другу с такими словами: "Посмотрите на дурака, как он беседует со стеной, ничего не смысля!" И, толкая и прогоняя его, приговаривали: "Что же это такое, придурок, о чем это ты здесь разговариваешь со стеной?" А он, выслушал их и, молча улыбаясь и посмеиваясь над их глупостью, удалился оттуда. При­дя, наконец, в скрытое место города и вспомнив о том несчастном, похороны которого он наблюдал, он горько заплакал, так что от изобилия слез, переполнявших его глаза, плоть его казалась налитой кровью. И так он молился: "Бог неописуемый и грозный, Создатель и Господь, Творец бесконечных веков и изобретатель мудрости и знания, несравненное создание, великолепие славы и святости, соприродный и равный Отцу и Вседержителю-Духу, изначально рож­денный от Великого Разума, вечно пребывающий на груди Родите­ля, один из составляющих невыразимую и святую Троицу: молю Тебя, Господи, избавь жалкое тело того несчастного от позора быть выставленным на посмеяние в смоле и сере! Внемли, Бог милости­вый, просьбе Твоего ничтожного слуги: ведь если душа его отошла (ибо ее заперла смерть), пусть хотя бы его тело будет сохранено от такого позора, дабы проклятый дракон в глубине не возрадовался из-за него окончательно, пожрав душу его вместе с телом, ибо тогда будет удручено святое Имя Твое". В то время как святой творил эту молитву, какой-то божественный свет низошел на него, и, впав в эк­стаз, увидел он себя на могиле того несчастного, и се - ангел Госпо­день спустился с быстротой молнии, держа в руке своей огненный посох: он стал прогонять нечистых духов, и те мгновенно исчезли, а тело того человека более не выставлялось на посмеяние в смоле и сере. Увидев это, праведник возблагодарил Бога, не замедлившего ответить на его просьбу. Когда же он пришел в себя после видения, был уже вечер, и, осенив себя крестным знамением, он удалился с того места и всю ночь бродил, творя молитву.

С наступлением же утра он отправился в храм Святой Богомате­ри, в который обычно приходил Епифаний, и когда Епифаний сто­ял в преддверии, его внутренние очи открылись, и он увидел, как святой становится то будто бы пламенеющим огнем, то словно снегом, лицо его при этом сияло, как солнце, и впал Епифаний в великий экстаз и был поражен этим чудом. Тогда, возликовав и ис­пытав духовную радость, он быстро подошел к нему и, бросив взор окрест себя и никого не заметив, кинулся ему в ноги со словами: "Благослови, отче, своего духовного сына". А блаженный, увидав Епифания в невыразимом смирении, и сам пал ему в ноги, говоря: "Помолись и ты за меня, о господин, и лучше ты благослови меня, ибо это и есть надлежащее, и сегодня я узрел это благодаря Тому, Кто прославляется уповающими на милость Его: ведь только что я увидел, как ты, с благостным лицом, стоишь в Великой Церкви Бога и принимаешь с неба, из рук Господа-Вседержителя, епископ­ское одеяние и омофорий, Затем я узрел два светила, сверкающие и прекрасные, и они взяли это твое одеяние и украсили им твою стат­ную фигуру, шутливо говоря друг другу: "Клянусь Господом Хрис­том, эта одежда сделала его прекрасным: ведь его благоразумие и знание украсили его душу". И один из них, сотворив знак креста над твоим челом и поцеловав тебя, удалился, а другой также сам осенил крестом все твои члены и, поцеловав твои очи, ушел. Вот что, Епифаний, было сделано с тобою, хотя ты сам и не видал этого, и я убежден, что Господь доверит тебе кормило своей Церкви, и будешь ты пасти народ Его, который Он приобрел кровью Своею. Вот по­чему именно тебе следует благословить меня и молиться за меня, ничтожного".

После того как блаженный Андрей рек это, они поцеловали друг друга святым лобзанием и сели в скрытом месте нартекса, и начал блаженный наставлять Епифания в церковном устройстве, говоря: "Знаю я, о дитя, что ты, стремясь к спасению, прилежен в Господних наставлениях, тем не менее, я умоляю тебя принять и наше увещева­ние. Добавь, о дитя, еще больше слез для очищения своей души и те­ла, чтобы стать по справедливости любящим добро; добавь кротости, чтобы ты сделался сердцем чист, чтобы ты стал святым, непричастным злу, как повелевает избранное орудие, божественный Павел. Да, мой свет, моя радость, моя красота, наслаждение и ликование, до­бавь в своей жизни и другую, еще большую стойкость, достоинство, доброту, еще более удивительный разум, непрестанную молитву, непритворную любовь, благоразумие и скромность. Вместе с тем стань сострадательным, возлюби бедность, отшельничество, Бога и добродетель; поощряй молчание, стойкость, постоянство, не суди, не порицай, не злословь; будь незлобивым, лишенным тщеславия, скромным, незаносчивым, дабы возвеличил тебя щедрый Господь пред ликом всех своих святых и безграничных тех сил. Еще настой­чивей приобщайся к действенным благодеяниям, чтобы Бог, возлю­бив тебя еще больше, возвысил, прославил и почтил тебя. Сдержи себя ради большего благочестия, воздержности и старания, чтобы тебя сочли достойным той почести, которую ты, милостью Божией, намереваешься принять, ни с какой стороны не навлекая на себя позор. Остерегайся возвещать об этом кому-либо, и Господь пребу­дет с тобою".

И как только праведник высказал это, они встали и вошли внутрь церкви. Когда же началось чтение, Епифаний сел на скамью, а бла­женный, как один из бедняков, - на пол, прикрыв свое тело дешевы­ми лохмотьями. И вот, когда он сел на землю, находящиеся там заме­тили его и стали говорить: "Что это случилось с бесноватым, что он пришел сюда?" И некоторые отвечали: "Возможно, он ненадолго осво­бодился от мучившего его злого духа". А другие: "Случилось ему проходить мимо, вот он и заглянул сюда, а потом и вошел, как будто в дом, потому что как он мог узнать, что это церковь? Пусть бы Гос­подь сделал такое же тому, кто сотворил с ним это!"

А праведник заметил демона небрежения, строившего козни и пытавшегося с помощью каких-то уловок вытолкнуть кое-кого из церкви и сделать их непричастными к дару Господнему, напоминая им о заботах и обязанностях до окончания службы и приговаривая: "Уйди отсюда, чтобы выполнить свою работу: ведь в том не будет греха, если предстоит работа". Внушая это, дьявол, враг справед­ливости, многих заставил уйти до окончания службы, поскольку не пришло им на ум речение Спасителя, сказанное в Евангелиях: "Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни во что одеться, ищите же прежде Царствия Божия" и так далее. Заме­тил он также, что демон безразличия и сонливости строил там коз­ни и тех, кто во время чтения сидел и слушал божественные сло­ва, повергал в дремоту. Наблюдая же за уловками гнусного демона, праведник впал в ярость и сказал про себя: "Гнусный и пагубный демон, как смеешь ты, пользуясь мраком своей пустоты, делать нас непричастными к слушанию божественных слов, погружая нас в сон безразличия? Но ты, Господин сил небесных, излей на них <демонов> Свой гнев и низвергни их". И как только он это вымолвил, вы­рвался из алтаря язык пламени и испепелил их. А те, которые под их воздействием были охвачены сном, тотчас пришли в себя и вня­ли чтению.

Когда же утренний гимн закончился, Епифаний поцеловал свя­того и ушел к себе домой. Вспоминая наставление праведника, он в течение всего дня удивлялся тому чуду и, оставшись один в своей комнате, исторг глубочайшие стоны из своего сердца и промолвил: "О, каким светочем владеет сей царствующий град и не ведает об этом, ибо истинно сказал Господь об увлеченных делами земными, что "глазами смотреть будете - и не узрите", а ведь мы видим, как почти то же, что случилось с Христом во время Его жизни на земле, ныне творится с Его слугою".

Итак, этою ночью молил Епифаний прояснить ему то, что твори­лось с праведником, какой считает Бог службу его, каким он видит его в этой жизни и каков он в Царствии Небесном. Уснув ненадол­го, видит Епифаний во сне прекрасную равнину, поросшую расте­ниями неведомыми, и одни были сухими, другие выжженными, на третьих вместо плодов были шипы, четвертые же весьма плодоносны, со сладкими плодами, и одни имели плод горький и зловонный, другие же были покрыты одними листьями, а третьи несли на себе увядшую листву. Было же среди них одно красивое дерево, плодо­носное, весьма высокое видом, ветви его были очень пестрыми, ибо кто какой плод стремился получить с него, тот непременно нахо­дил, что взять. Так вот, прильнув взором к этому дереву, присталь­но смотрел на него юноша, в высшей степени достойный почтения, трепеща и недоумевая, что бы это могло быть. Тогда он приблизил­ся к нему и увидел ласточку, весьма величавую, сидевшую в ветвях дерева. Она, однако же, не была полностью ласточкой: ведь от голо­вы до груди у нее была наружность ласточки, а со стороны лица она имела облик соловья. И странное диво: иногда она щебетала, как ласточка, а иногда пела предивно, как соловей. Когда же чудесная ласточка села в глубине того грозного дерева, напевая сладкозвуч­но, слетело туда с неба птиц, услаждавших своими голосами, боль­ше, чем звезд. И так был изумлен Епифаний этим красивым деревом и непрестанным пением столь прекрасной птицы, что от радо­сти несказанной оросил лицо свое слезами.

Но покуда мальчик стоял, разглядывая то дерево и птицу, по­явился перед ним благовидный старец, в белые одежды облаченный, и, взглянув на Епифания, произнес: "Тебе говорю, юноша: кто доставил тебя сюда без моего повеления?" А тот отвечает ему: "Внемли рабу своему, о досточтимый отец! Пройдя этим путем, ведущим впе­ред, столько, чтобы прибыть сюда, я увидел это красивое дерево, стоящее перед нами, и, очарованный в мыслях его видом, я, как видишь, так и стою, взирая на ту, чей сладчайший голос ты и сам слышишь. Но прости меня и обыщи здесь же, если у тебя есть хоть какое-нибудь подозрение, что я украл плод с этого дерева". Говорит старец: "Посмотри на этого неблагодарного, как он говорит о том, чего не знает, отрицая это: разве не видел я, что ты взял от плода его и съел, да еще усладил себя до насыщения?" Он же стал клясться, утверждая, что ни крохи не брал с него. Затем молвил старец: "Прекрати лгать, юноша, ибо я не упрекаю тебя за то, что ты взял и съел, ведь и я пребываю в радости, следя за тем, чтобы кто-нибудь вкусил от него и насладился; теперь идем со мною, я могу показать тебе кое-что новое".

И вот последовал за ним Епифаний. Старец же тот держал Еван­гелие в правой руке и кусок папируса в левой. А когда миновали они те места, то достигли внутреннего двора, наполненного светом, на котором стоял дворец, из солнечных ветров построенный, и они, не спросясь, вошли в него. Охваченный трепетом и страхом, Епифа­ний был потрясен красотой и благолепием сего чертога. Они вошли в один из предивных покоев. А там странные и невероятные тво­рились чудеса, недоступные пониманию. Ведь там находились ужа­сающие престолы, сверкавшие огнем. А на одном из них восседал на несказанной высоте какой-то грозный и неописуемый Царь, си­явший как солнце, и огненные круги от лика Его исходили, так что из-за великой Его славы, и блеска, и сияния даже сам эфир светил­ся. Вокруг него стояли мириады мириад и тысячи тысяч легио­нов и войск - херувимы, серафимы и силы небесные, и были они подняты на огромную высоту. И вот когда вошли они внутрь, страх и трепет овладели Епифанием. Тогда они пали пред тем Царем, вы­казывая ему почтение в течение подобающего времени. А когда они поднялись, Царь сказал тому почтенному старцу: "Тот ли это юно­ша, который просил нас дать ему откровение о возлюбленном на­шем, о блаженном Андрее?" И старец, объятый великим страхом, ответил: "Он это, как приказал Ты, Владыка". И промолвил ему Царь: "Смотри, то дерево, которое он рассматривал и на котором находились всякого вида плоды, стало образом слуги моего: ведь он явил мне преданность, подобно тому как то древо явило ему свою красу. А птица, которую он узрел как ласточку и соловья, есть душа слуги Моего, который приносит Мне в дар приличествующие Мне песнопения вместе с непрекращающимися славословиями, так что находят в нем отдохновение божественные рати бестелесных. Ска­зал же он, будто не вкушал от плода того: и все же он в избытке на­сытился им с того дня, как обратил взор на Андрея и познакомился с ним. Сказал он, что хотел узнать, каков тот в Царстве Божием: подними его, отведи в блеске Моих святых и покажи ему схожий по виду образ в соответствии с чином святых".Тогда взял его предивный тот старец и отвел в покой, который был как вспышка молнии. И вдруг вышел оттуда блаженный Андрей, как на картине, обли­ком поразительно похожий на того Царя, с лицом, сверкавшим, как солнце. Руки его на вид были как янтарь, ноги обуты в молниевид­ные сандалии, а одежды были пестрые, будто сотканные из солнеч­ного луча или из молниевидного луча, или из молнии. А на голове его был венок, и крест из царского венца был на лбу его; в своей левой руке он держал скипетр, и было на нем начертано: "Свят, свят, свят", - а в правой руке держал крест. И вот, когда увидел все это Епифаний, удивился он чудесам, которые ему показали. А старец молвил: "Что ты удивляешься, увидев лишь сон? А когда узришь явь, что будешь делать? Смотри: ведь тебе воистину был явлен блеск слуг Божьих и, как ты и просил, исполнилось желание твоей души. Теперь же поспеши и сам, чтобы не лишиться Царствия Небесного ".

После того как старец рек ему это, он проснулся. В церкви канон был уже наполовину прочтен. Осознав же наедине с собой все увиден­ное, он впал в ужасный трепет и, удивленный видением, молвил: "О я, несчастный, ибо, будучи человеком, обращенным ко греху и нечистым, я был удостоен видеть своими глазами Вседержителя Господа Иисуса Христа, равно как и красоту слуги Его". Сказавши это, пошел он в церковь, дабы завершить канон. А с наступлением утра, с первого до третьего часа, молясь со слезами великими в сво­ей постели, возблагодарил он Бога, открывшего ему неясное и тай­ное из несказанной Своей мудрости. А поднявшись, пришел ко мне, ничтожному, дабы поведать мне все вышесказанное в невыразимом страхе и уничижении. И была изумлена душа у меня, ус­лышавшего такое, и, пораженный, вскричал я тут же: "Какой Бог велик, как наш Бог? Ты есть Бог, творящий чудеса!".

29. О ПОМОЩИ СВЯТЫХ АПОСТОЛОВ.

А блаженному, в обы­чае которого было бороться одному, бродя в ночных скитаниях, слу­чилось оказаться вблизи некой часовни главных святых апостолов Петра и Павла, которую, как говорили горожане, построил царь Константин, пребывающий во святых. И вот когда он проходил мимо, - а ночь была безлунной и облака скрыли звезды на небесной тверди, - довелось ему набрести на яму, образовавшуюся посреди дороги то ли из-за растекшейся воды, то ли каким-то иным обра­зом - Бог знает. И когда блаженный проходил поблизости, с позволения Бога, вдруг сатана, обернувшись эфиопом, опрокинул его и сбросил в илистую яму. Но он сразу же закричал: "Апостолы Хри­стовы, осветившие огненным учением весь мир, помогите ни­чтожному слуге вашему, вызволите его из глубочайшего рва!" И тот­час явился со стороны часовни крест, повисший в воздухе, как пла­мя, посылая в яму к блаженному отблески света. Увидев его, он сразу воскликнул: "Да явится нам свет лица Твоего, Господи!" Внезап­но появились два весьма красивых человека, несомых по воздуху, один с этой, а другой - с той стороны, пока светоносный тот крест стоял в воздухе и излучал сияние, и, взяв его - один за правую руку, а другой за левую, - извлекли из грязной ямы (а ведь он увяз в ней по колено), поставили на ровную землю и тотчас исчезли с глаз его.

Крест же продвигался перед ним по воздуху и не переставал осве­щать его путь, пока он не вошел в портик. Тогда, обернувшись, что­бы посмотреть, куда направится тот божественный крест, он уви­дел вдруг, как тот, словно на золотых крыльях, был поднят в вы­шину над серединой города; во время же своего восхождения он испускал в воздух огненные лучи. А когда тот крест скрылся из виду, он стал посреди улицы, лежавшей на его пути, и увидел: вдруг та часовня главных апостолов, с соизволения Божьего, преобразилась в пятиглавый храм, прекрасный и неподражаемый по своей величи­не и облику. Узрел он также Господа в середине храма, восседающего на троне, и херувимов и серафимов вокруг Него, стоящих в страхе и трепете вместе со всей ратью сил небесных. Святой же, протянув к Нему руки, воскликнул: "Вспомни обо мне, Господи, в Царствии Своем!" Так в тот самый час предрек он преобразование к лучшему этого храма, сказав: "По прошествии времени воссоздаст его бла­гочестивая власть в таком виде, в каком я его увидал",

30.

А в то время случился в Царице городов великий мор, и можно было видеть, как блаженный среди улиц и переулков города, а так­же в портиках сидит на земле, громко рыдая и причитая: ведь он молил человеколюбивого Господа простить наши прегрешения, сжа­литься и остановить ужасный мор. Проходившие в то время мимо глядели на него, таким вот образом распростертого, и говорили: "Посмотрите, как он причитает и оплакивает свою матушку, недав­но скончавшуюся". Другие же: "Глянь, как этот сумасшедший опла­кивает свои грехи: как гласит Священное Писание, можно и от де­монов проливать слезы; о, если бы какой-нибудь христианин пролил такие слезы, что потопил бы бездну собственных грехов!" А иные говорили: "Кто знает, не оплакивает ли он свою судьбу, вновь ока­завшись в здравом уме?" И с этими словами они удалялись.

А раб Божий не прекращал со слезами творить молитву, до тех пор пока не остановил бедствие. И увидел он себя впавшим в экстаз и находящимся пред рабом Божьим Даниилом в Анапле: а ведь и он, находясь на открытом пространстве, боролся, творя бесчисленные чудеса во славу Божию, из-за которых и царь Лев со своей Августой неоднократно приходил к нему ради молитвы. Теперь же правед­ник, погрузившись в видение, оказался там, а святой Даниил, глядя на него, будто в шутку, говорил: "Сюда, прекрасный бегун и почита­емый стадиарх, среди толпы сияющий ярче солнца, подойди и да­вай вместе попросим Господа, ибо Он милосерден, великодушен и многомилостив, чтобы Он избавил Царьград от гибели". И как только они воззвали к Богу, тотчас сошел с неба огонь и поглотил какого-то эсриопа, руки которого были почерневшими, полными крови, изливающими гибель. И вот, поглотив его, огонь тот стал толкать его через воздух и, давя на него, изгнал из Царствующего Града и его пределов: таким образом бедствие было остановлено.

31. О ГРАБИТЕЛЕ.

Через несколько дней умерла дочь одного знатного господина, а была она девицей и вела достойный образ жизни. Поскольку у отца ее было владение за городом, она моли­ла похоронить ее в часовне, находящейся в винограднике, и, когда она скончалась, понесли ее к указанному месту. А в это время был там грабитель, который похищал погребальное одеяние умерших. Он становился неподалеку и высматривал, где собирались хоронить умерших, а когда все удалялись, он, раскопав могилу, крал погребальные одежды. И вот теперь, когда он увидел траурную процес­сию той девушки и в каком месте она была похоронена, захотелось ему и с ней сотворить подобное. Однако случилось, что блаженный Андрей проходил мимо этого места, творя ради Христа то, что было у него в обычае. И вдруг он своими мысленными очами распознал в душе порочную цель этого подлеца и, желая помешать его замыс­лу, подошел поближе, грозно посмотрел ему в лицо и промолвил: "Это говорит Дух Святой пожирающему облачение тех, кто лежит в могиле: "Больше не взглянешь ты на солнце, больше не увидишь ты дня, больше не узришь ты человеческого обличил, ибо затворят­ся окна дома твоего и не откроются снова, и покроется мраком день, и не будет рассвета вовеки"". А тот, выслушав все это, не внял ска­занному праведником и, ни о чем не заботясь, пошел дальше. Свя­той, однако, посмотрел на него и сказал: "Иди, дурак, кради, но, клянусь Иисусом, больше не увидишь ты солнца". Он же, на этот раз поняв сказанное ему, высмеял праведника, говоря: "Да, сума­сшедший, твои слова непонятны и сравнимы с демоновыми; я пойду туда и посмотрю, действенны ли они". А святой прошел мимо, по­смеиваясь.

И вот когда наступил вечер, этот несчастный, чувствуя себя в без­опасности, пришел, откатил камень от могилы и проник в нее. И сначала он снял покрывало девушки, а затем и саван. Забрав наконец все это, он захотел удалиться, но человеконенавистный демон внушил ему снять также и ее рубашку и оставить тело обнаженным, что он и сделал. Но с соизволения Божьего (сколь неизъясним этот рассказ!), дева, подняв свою правую руку, дала ему пощечину, так что внезапно оба его глаза ослепли. И тогда ужасный трепет и ни с чем не сравнимый страх охватили его, так что челюсти его задро­жали, также и колени. И, раскрыв свои уста, мертвая дева произ­несла следующее: "О жалкий и несчастный, пусть ты не устрашил­ся ни Бога, ни святых ангелов его, но хотя бы, как мужчина, ты должен был устыдиться созерцания обнаженного женского тела, удовольствоваться тем, что взял ранее, и, по крайней мере, оставить на моем теле эту дешевую рубашку. Однако, безжалостный и жес­токий ко мне, ты захотел, чтобы я выглядела смешной для всех свя­тых дев во время Второго Пришествия. Смотри, теперь я покажу тебе, чтобы ты больше не воровал, а также чтобы ты знал, что есть Бог живой Христос и есть суд и воздаяние живущим даже после смер­ти, и что пребывают в радости любящие Бога". Сказав это, девушка поднялась и, взяв рубашку, надела ее, также и саван, и, взяв по­крывало, завернулась в него и промолвила: "Ты один, Господи, дал мне обитель для упования". Она возлегла и в то же самое время упокоилась в мире. А тот глупец едва смог найти ограду вино­градника и выйти и, находясь вблизи широкой улицы, наощупь, от стены к стене, он дошел до ворот. А желающим узнать причину его ослепления, он отвечал то одно, то другое, но не так, как было; позднее же раскаялся и рассказал всю правду.

С той поры он стал просить подаяние и таким образом добывал себе каждодневное пропитание. Но часто он садился и так говорил себе: "Проклятие тебе, ненасытная глотка, ибо из-за тебя и из-за чревоугодия своего получил я эту слепоту". И снова говорил: "Кто роскошествует до пресыщения и ворует, тот и терпит позор", А в то время отреклись от сатаны многие, с которыми совершилось то, от чего и он пострадал, и стали они честны и нравами и делами. Вспо­миная же пророчество святого и восхищаясь, он удивлялся и сла­вил Бога.

В один из дней в середине Великого Поста святой забавлялся на мостовой Форума и, по своему обычаю, то бегал, то танцевал. Ока­завшись напротив больших ворот Сената, он стал рассматривать находившихся на них "ремненогих". А один из прохожих уви­дел, как святой пристально смотрит на них, и дал ему затрещину, говоря: "Что стоишь и смотришь, придурок?" А блаженный ему в от­вет: "Болван, я стою здесь и рассматриваю видимые идолы, а ты сам в душе своей "ремненогий", змий и порождение ехидны: ведь стерж­ни души твоей и духовные стопы сердца твоего вывернуты и шеству­ют в ад. Смотри, ад уже разверз свою пасть и ждет, чтобы поглотить тебя, распутника и развратника, ежедневно приносящего жертвы дьяволу". И как услыхал это человек, тотчас затрепетал и стал раз­мышлять про себя: "От Бога ли он узнал это или от демонов? Но от­куда он знает Бога, безумный и сумасшедший человек?"

А блаженный удалился от этого места и двинулся по мостовой Форума, на которой сидели торговки, продающие дорогие украше­ния. И вот, став там и пристально глядя на товар, он сказал: "Ай-ай, солома и пыль!" Тогда некоторые из находившихся там, не по­нимая, стали говорить: "Что это болтает юродивый?" И одни смея­лись, другие издевались над ним, третьи же били его по шее, толкая и оплевывая. Наконец, когда праведник стоял и обозревал весь Фо­рум, какой-то старик, проходя мимо, спросил: "Чего ради, дурачок, кричишь ты "солома и чепуха"? Ведь если ты продаешь солому, сту­пай в Анемодулий и там продавай ее ". Отвечает ему святой: " Иди, глупец, и позаботься о том, какая могила примет тебя через три дня". И как сказал ему святой, так и вышло: ведь через три дня оборва­лась его жизнь. А в то время как Андрей бросал пристальные взгля­ды то туда, то сюда и кричал, какой-то юноша мягко спросил у него: "Во имя Бога небесного, скажи, на что ты смотришь, стоя здесь?" А он говорит: "Я наблюдаю сон, о дитя, ибо эта суетная жизнь - тень и дым". И, вымолвив это, он убежал оттуда и явился в Ставрий.

32. О МОНАХЕ В СТАВРИИ.

Придя туда, он нашел одного мона­ха, прославляемого за благочестие, который вел с другим монахом разговор, как казалось, о пользе души. В жизни своей он и вправду был благочестив и благопристоен, выполнял все, подобающее мо­нахам, и грех имел лишь один - скупость. А некоторые горожане, исповедуясь в своих грехах, отдавали ему довольно много денег для раздачи бедным ради спасения своих душ; он же, побеждаемый жад­ностью, ничего из этих денег никому не отдавал, но берег все в своей сокровищнице и, таким образом, жил заботами лишь о своей жизни, а не о Христе. Поэтому, охваченный сребролюбием, он радовался, созерцая свое богатство. И вот блаженный Андрей явился туда и, украшенный даром внутреннего зрения, заметил ужасного драко­на с тремя головами, обвившегося вокруг шеи монаха: хвост свисал до самых ног его, а головы были: одна - скаредности, другая - бе­зумия, третья - бессердечия. Когда, наконец, праведник увидел это, он с удивлением приблизился к монаху и стал рассматривать фор­му дракона. А тот, думая, что это бедняк, надеющийся получить что-нибудь от него, говорит: "Бог явит милость тебе, брат". Святой же отошел от него на небольшое расстояние и увидел вокруг него над­пись темными буквами, висящую в воздухе: "Дракон сребролюбия, корень всех беззаконий". Тогда, заглянув за него, он увидел ка­ких-то двух евнухов, творящих суд над ним. И был один из них черный, с мрачными глазами, а другой белый, сияющий ярче солн­ца. И тот черный сказал сверкающему ангелу, охранявшему его: "Напрасно ты опекаешь этого монаха и охраняешь его, ибо он в пер­вую очередь моя добыча, потому что он выполняет мою волю: ведь немилосердный и сребролюбивый не имеет ничего общего с Богом, но, будучи привержен второму идолопоклонству, поистине слу­жит мне, и подчиняется мне, и должен быть прежде всего моей добы­чей". Тогда говорит другой: "Отойди, нечистый, от наследия Иису­са Христа: ведь это мне назначено обладание первенством над ним, потому что он соблюдает пост, совершает молитву, он незлобив, мягок, скромен и спокоен". Так судились между собой эти двое, и не было мира меж ними. Наконец черный сказал: "Ведь что рек Су­дия, когда говорил: "Послушайте, каковы сребролюбцы и те, кото­рые не считаются с чужим мнением"? Разве не милосердных он при­зывает, имеющих сочувствие и сострадание и человеколюбием своим похожих на Него?" И ответил ангел: "А что имеет в виду Господь, когда говорит: "На кого я призрю, если не на кроткого, спокойного и трепещущего пред словом моим"? и что "блаженны кроткие, бла­женны чистые сердцем" и подобное этому?" Отвечает черный: "По­смотри-ка, как он дрожит при словах: "Блаженны милостивые, ибо они будут помилованы" и "Будьте милосерды, как и Отец ваш Небесный милосерд", и еще при сказанных в другом месте: "Ми­лости хочу, а не жертвы" и "раздели с голодным хлеб твой" и при многих других предписаниях Бога, которые я не смогу выговорить, как омерзительные для меня, потому что они против меня и направ­лены. Стало быть, как можешь ты хотеть завладеть правом первен­ства над ним?" И тогда ответствовал ангел света: "Сегодня суд ве­ликий между нами, и я не отступлюсь до тех пор, пока не спросим мы Судию". Черный был раздосадован, когда услышал это, и сказал одетому в белое: "Поскольку Человеколюбец начинает с человеко­любия и заканчивает добром, ты и прибегаешь к Богу; и я знаю, что Он вынесет свой приговор против меня, и отказываюсь, ибо такая цель мне не по нраву". Ангел же Господень сказал ему: "Лжец и обманщик! Неужели Тот, Кто установил закон, чтобы сыны челове­ческие судили справедливо, не потворствовали бедному в суде и не угождали лицу великого, будучи Сам пределом мудрости и спра­ведливости, как раз теперь, ради тебя, гнуснейшего, станет творить безрассудства в этом суде? Давай-ка, в самом деле, с помощью Божье­го суда, либо убеди меня в своей правоте, либо подчинись!" Осмелев от этих слов, черный выразил согласие, чтобы решение их вопроса исходило от Господа; и после того как они повернулись на восток, блистающий тот юноша вопросил Господа о том, что было у них предметом разногласий и споров; а тот черный хоть и взглянул вместе с ним на восток, но сразу после этого повернул свое лицо на запад. И вот как только ангел Господень задал вопрос, тотчас с небес раз­дался голос, промолвивший: "Я отдал приказ своим апостолам, ска­зав: "Примите Дух Святой, и кому простите грехи, тому простят­ся", однако я не говорил друзьям моим: "Возьмите деньги вместо Духа Святого, и тогда простятся людям прегрешения их"; и поэто­му нет в том монахе ничего для тебя, ибо Царство мое, и жилище, и прибежище - для милосердных". Когда прозвучал этот голос, ан­гел Господень уступил тому черному право первенства, а сам, по­клонившись, удалился от монаха.

Увидав все это, блаженный удивился в душе, почувствовал голо­вокружение и задрожал, потому что лукавый тот демон победил ангела света при помощи Писания. И к самому себе обратился: "О злорадство гнусного демона! Ведь мы побиваемы нашим же ору­жием, ибо даже сей осквернитель и разбойник искушен в Писании!" С этими словами он направился в одно место, через которое должен был пройти монах, и, сев там, стал поджидать его. Наконец он за­метил, что монах идет совершенно один, и очень обрадовался, ибо именно об этом и молился. Он поднялся и пошел ему навстречу. Но дьявол, конечно, прознал, что блаженный явился ради исправления того аввы, и, встревожившись, начал кричать: "Опять, Андрей ты идешь против меня? Или, думаешь, я удивлен, что за некоторое время до этого ты стоял и слушал судебное разбирательство, желая, конечно, сотворить мне что-нибудь ужасное? Так вот, уходи отсюда и не своевольничай здесь, попирая справедливость; что тебе за до этого аввы? Ведь он не приятель тебе, ты даже не видел его вплоть до этого самого часа; не родственник он тебе, и не нуждается в твое" наставничестве. Итак, уходи отсюда и не вреди мне!" Пока этот пустохвал был занят нападками и болтовней, блаженный молчал, не говоря ни слова. Но когда монах приблизился к нему, святой, сотворив со слезами молитву, посмотрел во все стороны и, никого не увидев, схватил монаха правой рукой, загородил ему путь и сказал "Прошу тебя, выслушай терпеливо меня, раба своего, и с милостивым расположением прими простые мои слова, ибо скорбь великан приключилась со мною из-за тебя, и от боли я не могу больше терпеть. Ради чего ты, будучи другом Бога, стал также и слугою дьявола? Каким образом, имея крылья, как серафимы,[8] ты позволил сатане обрезать их под корень? Как же, будучи светозарным, стал ты обличием темен? Увы, имея глаза, подобно многооким, ты был ослеплен драконом, и, подобен солнцу, погрузился, мрачный, в ночь. Ради чего, брат, предал ты смерти свою душу? Зачем сделал другом своим дракона сребролюбия? Знаешь ли ты, чей образ представляет твое одеяние? Разве ты не понимаешь, как монах должен жить? По­чему ты желаешь денег? Зачем ты стал нагромождать и копить их? Каким образом ты завладел ими и приготовил себе погибель? Почему! ты желаешь денег, которые после твоей смерти достанутся как раз тем, кому ты не хочешь их оставлять, или врагам твоим? Разве они происходят от трудов твоих, и ты бережешь их, дабы они были похоронены вместе с тобой? Разве ты получил их, выкопав двузубой киркой, чтобы прокормить своих детей? Неужели они достались тебе как плата за выполненную работу? Или ты получил их от родителей? Как можешь ты хранить чужие грехи и мучаться от жадности? Другие хотят пить и есть, замерзают до смерти, а ты при этом раду­ешься, глядя на кучу денег? Это ли признаки покаяния? Это ли об­раз жизни монахов, и бедность, и удаление от суетных забот? Так-то ты подражаешь Богу? Так-то ты отрекся от мира и того, что в нем? Так-то ты распял себя ради мира и его желаний? Разве ты не слышал, как Господь говорил: "Не владейте ни золотом, ни серебром, ни су­мою, ни посохом, ни двух одежд не имейте"? Я поражаюсь, как предал ты забвению заповеди эти! Смотри, сегодня или завтра мы достигнем предела жизни, и кому достанется то, что ты заготовил? Неужели не видишь дьявола, который стал и занял преддверие тво­ей души, а охраняющий тебя ангел стоит поодаль, опечаленный? Вот, брат, гнусный дракон сребролюбия обвился вокруг твоей шеи, а ты и не видишь, и великое он нашел в тебе утешение. Слушай же, дабы я мог закончить свою речь: я, ничтожный, проходя мимо, услы­хал голос Господа Бога, отвергающего тебя и говорящего следующее: "Мое Царство есть Царство милосердных, тогда как его и подобных ему презирает душа Моя". Но прошу тебя: внемли мне и раздай свои деньги нуждающимся, вдовам и сиротам, беднякам и чужестран­цам, и не имеющим, куда голову преклонить, и борись за то, что­бы при помощи благодеяний своих стать другом Бога, ибо в том и заключен смысл монашеского призвания, чтобы вовсе ничего не иметь в этой жизни. Не бойся же того, что тебе будет недоставать хлеба или чего-нибудь из того, что необходимо посвятившим себя Богу: ведь кормятся от Него и неверующие, и развратники, и пре­любодеи, и неблагодарные; не будут ли гораздо большими благами наделены те, которые служат Ему? Смотри, не пропусти мимо ушей мои слова: ведь я позвал тебя, прежде всего, потому, что не будет у тебя другой такой возможности, и, если ты не послушаешь меня, клянусь Иисусом, я отдам тебя сатане на погибель твоей плоти". И, повернувшись, показал ему дьявола. И вдруг открылись духов­ные его очи, и узрел он его в облике черного эфиопа, и как из глаз его дым поднимался, а сам он стоял поодаль. И тогда снова обратил­ся к нему праведник: "Смотри же, не ослушайся моих слов, иначе я прикажу, чтобы он наказал тебя, и он сделает тебя позором для все­го города".

Услыхав это, монах задрожал и изумился в душе. А все настав­ления, исходившие из уст святого, он с большой уверенностью ре­шил выполнить. И после этого видит праведник, как пришел с вос­тока дух, словно огненная молния, и схватил дракона, поглощая его силу, а тот, не вытерпев муки, обратился в ворона и улетел, сте­ная и причитая. И сей же час, немедленно, право первенства над монахом было возвращено ангелу Божьему. Когда же тот собрался уходить, святой дал ему такой наказ: "Смотри не разглашай нико­му того, что касается меня, и если ты будешь блюсти это, верь, что и я, хоть и грешник, буду всегда поминать тебя в своих молитвах, что­бы Господь Бог вел тебя благим путем к добру". Тот же, услышав это, с большой убежденностью пообещал все выполнить, и они по­целовали друг друга и удалились.

Все деньги, которыми владел монах, он раздал нуждающимся. А после этого удостоился даже большей славы от Бога. Когда же кто-то принес ему денег для раздачи, он взял из них одну или две моне­ты на расходы, а остальное распределил через руки приносящих, помня наставление блаженного и приговаривая: "Что пользы мне быть распорядителем чужих шипов? Ведь беря то, в чем я не имею нужды, и раздавая бедным, я пребываю в убеждении, что возна­граждение принадлежит мне, а не другому". Вот почему он разре­шил тем, кто приносил деньги, распределять их собственноручно. И поскольку он с тех пор вел себя прекрасно, благочестиво и как подобает монаху, явился ему раб Божий с улыбкой на лице и указал ему дерево, стоящее на равнине, украшенное цветами и полное слад­чайших плодов. И сказал ему: "Ты должен быть премного благода­рен мне, почтенный господин, за то, что я сделал душу твою цвето­носным деревом, вырвав тебя из зубов дракона; постарайся же, насколько ты можешь, через благодеяния превратиться в сладостный плод: ведь древо, которое ты видишь, есть состояние твоей души с того дня, как ты увидел меня и раздал деньги". Пробудившись, он еще больше укрепился для духовной работы, с каждым днем про­двигаясь все дальше.

33.

Один юноша был близким другом того Епифания, о котором мы ранее упоминали. Епифаний же наставлял его при помощи Свя­щенного Писания, желая укрепить его в страхе Божьем. Тот, одна­ко, сблизился с ним не для того, чтобы соревноваться в доблести, но ради людской похвалы, чтобы и о нем говорили так же, как о Епи­фаний. Часто ведь, когда Епифаний проходил, смотревшие на него и узнававшие его люди говорили один другому: "Посмотри, как этот прекрасный юноша шествует среди огня и не возгорается, и не под­вергается порче от того, что побуждает к наслаждениям. Потому и говорят о нем все, что не общается он никогда с женщиной, но про­водит жизнь свою чисто и безупречно, предаваясь постам, бдениям и молитвам". А раз говорили такое о Епифаний, то и друг его захо­тел услышать о себе подобное. И вот однажды, когда Епифаний встал чуть свет ради прославления Бога, поднялся вместе с ним и назван­ный юноша и стал рядом с ним, исполняя псалом. А с соизволения Господа пришел туда, как один из бедняков, блаженный Андрей, Епифаний же, заметив его и не желая разоблачать перед кем-либо, мысленно поцеловал его. А Андрей, подойдя все же к нему побли­же, долгое время стоял молча. Но, взглянув в лицо упомянутому юноше грозным взглядом, он дал ему пощечину, какую только мог, и промолвил: "Отойди от этого отрока, ибо ты не достоин стоять рядом с ним, потому что ты дурно использовал пение псалмов и стал презираем у Господа". И вот, когда ударил его праведник, он впал в неистовство и бросился, чтобы схватить его за волосы. Но Епифа­ний подбежал и воспрепятствовал его намерению, браня и порицая его такими словами: "Воистину безумный! Ты вознамерился совер­шить такое, находясь посреди Божьего храма? Не читаешь ли ты "не воздавай злом за зло"? Не так ли говорит Господь: "Если кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему и другую"? Позор про­клятому демону, внушившему такое! Что скажут присутствующие здесь люди? Не будет ли этот соблазн замечен ими? Не станет ли и Господь порицать нас, говоря: "Горе тому человеку, через которого соблазн приходит"? Если ты хочешь быть со мною рядом, я не же­лаю, чтобы ты был таким. И если тебе нужно быть со мной, то дер­жись далеко от вражды, гнева, зависти и не спеши никому воздать злом за зло, но лучше будь нищ духом, сокрушен сердцем, печаль­ся и горюй о грехах своих, будь мягким и тихим, уравновешенным среди наступающих со всех сторон вредоносных и злых побуждений греховных, выделяйся милосердием и добротою, будь украшен добрым нравом и суждением и духовным настроем, избегай слабо­сти, самонадеянности, тщеславия, гордыни, распутства, мужеложества, рукоблудия, чревоугодия и всепоглощающего пьянства, ибо за это приходит гнев Божий на сынов противления. Если, стало быть, ты желаешь общаться со мной, соблюдай все это, ибо я говорю то, что тебе пригодится. Внимательно следи за собой, дабы не отяго­щать свою юность распутством, развратом и подстрекательством к растлению, потому что не радуется сатана никакому другому греху так, как этому и ему подобным. Смотри же, ты молод, и великая борьба предстоит тебе против четырех драконов греховности[9], и, если хочешь одолеть этих зверей, сокруши мышцу злой своей гор­дыни. Итак, стань смиренным пред стопами Спасителя, чтобы и Он сам, борясь за тебя, победил воинственного плотского демона и чтобы тебе была присуждена победа: ведь Господь противодейству­ет высокомерным, смиренным же дает благодать".

В то время как светоч Епифаний внушал все это юноше, сердце его ожесточалось лукавым, и он тяжело перенес те слова и был раз­дражен сказанным. Опечалившись, он удалился со словами: "Не­ужели я откажусь от этого мира именно тогда, когда я должен на­слаждаться им?" И с тех пор он больше не стремился идти вместе с Епифанием к чему-либо духовному, но, охотно предаваясь плот­скому сладострастию, распутству и разврату, осквернял красоту сво­ей достойной сожаления души. Но после этого он подвергся суровейщим испытаниям и мукам, так что и до величайшего голода дошел и выпрашивал себе на хлеб. Опечалился на это Епифаний и просил слугу Божьего сотворить ему милость. Но святой ответил: "Нет, дитя, нет, лучше яви сочувствие его душе, в то время как тело страдает. Оставь его, поэтому, как есть, ибо это ему скорее подхо­дит. Придет время, когда Господь, увидев его унижение, вернет его в прежнее состояние". Епифаний промолвил: "Прошу тебя, слуга Господа, дай мне знать, по какой причине столь жестоко он предан испытаниям". Святой же Андрей ответил ему: "Ни за что другое нв был Господь так разгневан на него, как за то, что он клятвопреступник и лжец, дерзкий и высокомерный: ведь даже если бы он совер­шил и другие, худшие прегрешения тела, Господь разгневался бы не столько за эти <грехи>, сколько за те. Ведь бывает так, что еда, прежде чем она будет сварена в горшке, вкуса и аромата не имеея так же и мы, грешники: пока мы не поваримся в муках и испытаниях, не войдем в Царство Небесное". Сказал Епифаний: "Если это полезно его душе, я больше не буду о нем говорить, но лучше посмотрю, как стойко он проявляет мужество и с помощью Господа, движется к прекрасной обители".

34.

А другой отрок по имени Иоанн был приятелем Епифанш поскольку они вместе воспитывались. Поэтому Иоанн любил Епифания как своего соученика, однако вовсе не подражал его добродетели. И вот однажды, когда оба они сидели в оживленном месте и о чем-то беседовали, какая-то распутная женщина, проходившая мимо, заметила их и начала, пакостница, делать знаки и соблазнительные движения, пытаясь - гангрена! - хоть одного выманивать ради своей похоти. Поскольку она вытворяла такое, Епифаний повернул лицо в другую сторону и промолвил: "Посмотри на эту бесстыжую лису, как она выкручивается, пытаясь коварно схватить птицу, поймать душу какого-нибудь юноши!" Иоанн же, будучи очень развращенным, стал украдкой смотреть на нее. Заметив его испорченность, опечалился Епифаний погибели души его, ибо, поистине склонный к распутству, он сходил с ума, несчастный, по и точенной червями женской плоти. Тогда Епифаний шикнул на ту женщину, и она тотчас исчезла. Иоанн же сказал Епифанию: "Да накажет ее Бог за то, что взволновала она мне сердце, злосчастная!" А Епифаний ответил: "Счастье, если взволновала, но не похитила: ведь всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелю­бодействует с нею в сердце своем. И если ты будто бы не вожделе­ешь, почему же ты с удовольствием смотришь на блудницу? Вот почему я сказал, что взволновала, но не похитила". Промолвил Иоанн: "Но разве дьявол сотворил женщину? Конечно, Бог, и Он же предписал это. Ведь если бы Он не желал, чтобы это происходи­ло, зачем привел бы Он ее в мир? Следовательно, Бог является при чиной этого". Молвит Епифаний: "Очеловече, не говори необдуманно: я догадываюсь, что ты не ведаешь, что говоришь. Однако что ты на это скажешь: Бог дал нам нож не для того, чтобы мы резали друг друга, но дабы мы путем отсечения отрезали что-нибудь из пред назначенного для этой цели. Бог создал веревку не для того, чтоб мы душили сами себя, но чтобы пользовались ею там, где нам необ­ходимо. Бог создал палку не для того, чтобы мы били друг друга, а чтобы мы опирались на нее. Но давай оставим все это и вспомним об исследуемом вопросе: Бог и женщину создал, чтобы мир возрастал и чтобы всякий, кто хочет быть с женщиной, наслаждался ею в согла­сии с законами, установленными Богом. Таким образом, человеку следует уже в юности уяснить это, и, если он может сохранить дев­ственную чистоту, благодарение Богу, если же не может, то следует поискать и найти женщину благочестивую и добродетельную и, с со­гласия её и ее родителей, взять ее в жены; а в дальнейшем ни она, ни он не имеют позволения блудить в другом месте, но должны быть, как пара голубей, непорочны и чисты. Стало быть, если они бу­дут соблюдать это так, как сказал Господь, то узнают друг друга во время Воскресения и будут как ангелы Божьи. Вот почему и блаженный Иоанн рек: "Жена, по закону Господа, сочетается браком с мужем и соединяется с ним ради рождения детей, а не для похо­ти". Посему все те, которые распутничают, прелюбодействуют или предаются содомской мерзости, даже если теперь забавляются, будто слепые и бесчувственные животные, в конце времен узрят то, что им предстоит: и ужасный тот огонь, и плачь неутешный, и внешнюю тьму, и тех карающих ангелов, которые держат огненные палицы и бьют согрешивших против меня, которым предстоит быть ввергну­тыми в тот огонь. Поэтому ныне, если не можешь укрепить себя в чистоте, возьми себе жену, по закону Бога, дабы и здесь прожить благочестиво, и в веке грядущем вкусить великой помощи Божией ". И сказал ему в ответ Иоанн: "Блаженны уста твои и рот твой, госпо­дин мой Епифаний, ибо ты изрек такое. Но не думай, будто Бог всех так же умудрил, очистил и избрал, как тебя: ведь и я хочу быть, как ты, но не могу; хотел я поститься весь день и молиться всю ночь, да не могу; хотел подать нищим, да нет у меня злата или серебра, ни чего-либо другого в достатке. Если бы было по-моему, я не желал оы ни гневаться на кого-либо, ни клеветать, ни творить что-либо вредное, но ведь, хочу я того или не хочу, я понуждаем - то приро­дой, то демоном, а то и собственным выбором или дурной привыч­кой - делать противоположное". Говорит ему праведный Епифа­ний: "Это все отговорки, брат мой, но они нам ничуть не на пользу. Ты сказал: "Я хотел быть как ты, но не могу". Что же, в самом деле, из присущего мне ты считаешь особенным, как ты сказал? Разве ты не можешь читать Священное Писание? Или ты не можешь прово­дить время в храмах святых? Разве ты не способен вместе со всеми испытывать любовь? Или не можешь соблюдать пост? Но ведь Гос-ц°Дь не считает это обязательным: он не требует ничего иного, кроме как не предаваться чревоугодию и не пьянствовать. Ты же сказал. дескать, "хочу молиться, но не могу". Почему не можешь? Ты молод и, словно прекрасное дерево, расцвел в своей юности. Если такое оправдание ты представишь в Судный День, будет дано тебе одно женообразное существо - добродетельная старуха, и осудят тебя, потому что скажут тебе: "Посмотри на эту несчастную, как она всей душою тщилась угодить Богу, а ты, будучи молодым, осмели­ваешься произносить такое?" И, оставляя в стороне весьма многое, я говорю тебе лишь одно: ничто нам не будет полезно в этом мире, ни извинение, ни оправдание, ибо заключена в нас свободная воля. И если вообще ты любишь меня и доверяешься мне, беги от развра­та, избегай чревоугодия, пьянства и того, чтобы ежечасно выбегать на улицу и смотреть в окна, пытаясь увидеть чужую соблазнитель­ную красоту. Итак, борись, чтобы спастись и обрести благодать и милость от Господа в Судный День: ведь никто не поможет нам - разве только Божие милосердие и наши деяния".

Пока они так говорили друг с другом, случайно оказался в том месте и блаженный Андрей, проходивший мимо. И как только за­метил его Епифаний, быстро поднялся и, оставив Иоанна, подошел к блаженному. И пошли они в укромное место, где Андрей начал говорить Епифанию боговдохновенные речи, в том числе и такое: "О дражайший и возлюбленный Господом, я полагаю, что слова, которые ты рек тому юноше, сидевшему с тобой только что, были сказаны напрасно". Епифаний ответил: "Напрасно? В каком смыс­ле?" А святой: "Вовеки не послушается он тебя, потому что очень сильно развращен. Ведь я был мысленно рядом с вами, когда вы го­ворили между собой. Взгляни же на то, что случится с ним в скором времени после этого часа, потому что он развратник, прелюбодей и - что отвратительнее всего - содомит. Незадолго до этого Господ! намеревался истребить его с земли из-за того, что он оскорбляет Дух Святой, проводя свою жизнь в распутстве. Но ангел, охраняют; его душу, попросил Господа, чтобы был дан ему срок для покаяния хотя бы один год, - и внял Господь Бог ангелу, и было дано ему, как просил ангел. И повелел справедливый Судия также сурово и губительному ангелу разрушения, говоря: "Если в течение указанного срока он раскается в том, в чем согрешил, с ним все будет хорошо; если же он пребудет в том же самом состоянии, пошли е тяжелейшую болезнь, и она размягчит его плоть, разрушит костные соединения и, таким образом, отправит в ад его несчастную душу". Но он истратил это время на бесполезные дела и, не воспользовавшись ничем, навлек на себя гнев; посему горе этому развратнику и нечестивцу! Он, конечно, раскается, вспомнив слова твои, когда будет сидеть во мраке и тени смерти". Говорит ему Епифаний: "Господин мой, прикажешь ли, чтобы я возвестил ему то, что ты только что сказал мне? Быть может, войдет в его сердце страх Господний, и, покаявшись, он свернет с дурного пути своего?" Ответил ему блаженный: "Если скажешь это ему, он рассмеется, он совершенно окаменел умом и рассудком. Но даже Господь не велел говорить такое кому бы то ни было, если только Он не позволит при помощи суда совести открыть это и обратить человека. Ведь если бы это было в его интересах, он, конечно, сделал бы день кончины явным и известным для сынов человеческих. А посему торопись, возлюбленный сын мой, и борись за то, чтобы осветить свою жизнь прекрасными добродетелями, дабы, когда Бог перенесет нас отсюда, мы стали восприемниками тех благ, которые Он от сотворения мира предрек любящим Его".

По прошествии же года, отпущенного Иоанну для покаяния его и обращения, увидел Епифаний в ночном видении раба Божьего Андрея, будто тот взял его и отвел в труднодоступные места, безоб­разные и зловонные. Он держал лампу и ею озарял ту тьму неосве­щаемую. Мне кажется, что это происходило под землей. И вот уви­дели они там стражников, засовы и оковы, отвратительные и мрач­ные. А заключены в них были мыши, кошки и лисицы, в иных же - ослы и змеи, гадюки и аспиды, вороны и вороны, дикие звери и псы, и многие другие, числом превосходящие небесные светила. Осмот­рев, наконец, все это, они вошли в какую-то клетушку, в которой не было ничего, кроме человеческих и собачьих испражнений. Молвил тогда Епифаний блаженному: "Умоляю тебя, зачем мы пришли сюда? Разве на то были направлены наши старания, чтобы, оказав­шись здесь, глядеть на эти жалкие существа? " Отвечает блаженный: "Нет, дитя, но на то, чтобы ты увидел это место: ведь это то место, которое твой друг Иоанн приобрел для себя. Нечистоты, которые ты видишь, - это его деяния, труд и работа. Однако взгляни на то, что здесь написано". Тогда посмотрел Епифаний и видит: мрачная доска в воздухе, и на ней написано: "Вечное местопребывание и не­избежное наказание Иоанна, сына Келевстиона" (ведь таково было имя отца его). Епифаний промолвил: "Горе мне, грешному! Даже тем, кто враждебен мне, я не пожелал бы оказаться здесь. Но что это за нечистоты?" А блаженный ответил: "Вот, взгляни: те, чьи Деяния подобны его деяниям, будь то мужчины или женщины, го­товят все это для себя, чтобы, когда они умрут, души их, скованные Цепями, насытились этими испражнениями. А после воскресения плоти они будут целиком преданы огню". Епифаний же вопросил блаженного об увиденных им мышах, псах, диких зверях, ослах, мулах и змеях, находящихся там. И говорит праведник: "Все это души преступников и грешников". Епифаний воскликнул: "Увы мне, господин мой, неужели такой вид обретают души людей?" Свя­той ответил: "Нет, дражайший сын мой, но Бог устроил для нас, чтобы они казались такими, показав, чему становится подобна каждая в этом мире благодаря своему образу жизни, постыднейшим де­лам и страстям: ведь одни души принадлежат убийцам, другие - прелюбодеям, третьи - развратникам, четвертые - содомитам, пятые - ворам, сребролюбцам, еретикам, тщеславным и обвиненным в остальных страстях и прегрешениях. Таковы души, которые уподобились неразумным животным и стали похожи на них. Вот чему Господь сделал так, чтобы они предстали в таком виде: ведь убийц он считает за скорпионов, идолопоклонников - за зверей, прелюбодеев - за потерявших рассудок, магов и колдунов считает змеями, тех, кто сходится со зверями и содомитов уподобляет мыши и изъеденному червями псу, брошенному в навоз, развратников считает свиньями, воров - волками, хитрецов - лисами, сребролюбцев - котами, гневливых - дикими зверями; лжецы для него как змея, ненасытные - как лошади, пьяницы - как бесноватые, а еретики - как навоз, распутники - как ослы, а пособников разврата, которые клятвами и обманами привлекают мужчин к женщинам для соития и делают их храмом дьявола и прибежищем мерзости, считает за приближающегося Антихриста; к хулителям от носится как к воронам, к болтливым - как к воронам, а к тем, кто бесчувственно осуждает чужие грехи, - как к взбесившимся псам пожирающим человеческую плоть, распевающих песни считает визжащими поросятами, а кифаристов - инструментами дьявола, на пляшущих женщин смотрит как на Иродиаду, на блудниц - как на коз, а на юнцов, которые погрязли в игрищах, насмешках, кривлянии, пьянстве и растлении мальчиков, - как на нечистых земных пресмыкающихся, зверей и порождения ехидны".

И когда святой в видении поведал об этом Епифанию, тот проснулся, пораженный тем, что открылось ему. А с наступлением утра дошла до него молва, дескать: "друг твой Иоанн охвачен разрушительной болезнью, и не пойдешь ли ты проведать его?" Он же, услыхав об этом и зарыдав, промолвил: "О, если бы не мое бессилие! Ведь это было в моем видении!" Поднявшись, однако, он пошел проведать больного и, как только увидел его погибающим от разрушительно болезни, вымолвил: "Что за ужасающее диво! Вот пророчество блаженного Андрея и вот в какой истине он вознесен". Иоанн, заметив его и глубоко застонав, произнес: "Помолись за меня, Божий святой, чтобы пощадил меня Бог и явил сострадание мне в на стоящем и чтобы не принял я конца земной жизни, ибо я знаю, не поднимусь с этого моего ложа". А благочестивый Епифаний ответил: "Брат, Господь сделает то, что нужно, ибо Он сам знает, что полезно; чем же я могу послужить тебе? Лучше молись Богу, и Он творит подобающее Его милости". Но день за днем угасал несчастный, и стекала плоть его на землю, как вода, и стал неразличим весь его облик, и сыпались кости его в преисподнюю. И настолько раз рушились и распались все его сочленения, что все, кто видел его были испуганы и кричали: "Господи, помилуй!" Так многострадально окончил свой жизненный путь тот несчастный и был печалы унесен в преисподнюю.

А через несколько дней боговдохновенный Андрей встречает по­среди улицы Епифания и, напомнив ему о том, что узрел он в ноч­ном видении, поверг его в ужас и трепет и сказал: "Знаешь ли, дитя, где прошлой ночью бродили мы оба в мрачных покоях преиспод­ней? Заметил ли ты находящиеся там засовы и стражников, быв­ших под землею? Узнал ли ты хмурое и мрачное обиталище своего друга? Прочел ли ты ту зловещую таблицу - что на ней написано? Осознал ли ты, что души грешников от века пребывают словно во мраке и в тени смерти? Да избавит нас Господь Бог от того, что там!" Дивный же Епифаний, пока слушал праведника, почувство­вал головокружение и трепет и промолвил: "Я видел это, почтен­ный отец, и, увидав, был охвачен страхом; поэтому помолись за сына своего, дабы не был я приговорен к тому, что там: потому что страх обуял меня, и тьма накрыла меня, и я боюсь, как бы повелитель тьмы не увлек меня, охваченного греховными соблазнами". Блажен­ный ответил: "Меня радует, дитя, что ты устрашился. Потому я каждый раз и побуждаю тебя бороться, дабы стать наследником Царствия Небесного; потому я и прошу, и молю тебя, благословен­ное дитя, всегда направлять свой бег к благочестивой борьбе, чтобы душа моя, видя тебя преуспевающим в благих делах, возрадовалась вместе с духом". И пока он это говорил, какие-то люди стали при­ближаться к тому месту, и праведник, оберегая свою добродетель, поцеловал Епифания и удалился прежде, чем они подошли.

35. О МАГЕ ВИГРИНЕ.

Жила в Неории[10] одна женщина, благо­разумная и благоговеющая пред Господом, а мужа имела негодного и очень сластолюбивого, растратившего все, что было у него: ведь он, неразумный, проводил все свое время в блудилищах. А жена, будучи весьма богобоязненной, сильно огорчалась и не знала, что делать.

И вот пришла ей на сердце мысль найти какого-нибудь духов­ного человека, чтобы он посодействовал ей ко благу и уничтожил дурную цель ее мужа. Поскольку это было у нее в мыслях, она при­нялась разузнавать о человеке, обладающем такой силой. И тут одна женщина указала ей на некоего мужа Вигрина, могущего, как она сказала, выполнить все ее желания. Тогда она быстро собралась и отправилась к нему. Там, однако, она обнаружила большую толпу. Когда он исполнил все желания и толпа исчезла, подошла и эта жен­щина; они сели, и женщина начала рассказывать ему о своей печали, говоря, будто "муж мой предался соблазнам распутной жизни и, пе­реходя из одного публичного дома к другому, растратил все мое состо­яние вместе со своей душою. Но ему мало этого: неподалеку от меня он сошелся с какой-то беспутной девкой и каждый день ходит к ней, Расхищая все мое имущество. Ныне, однако, я прослышала о тебе, будто ты один из имеющих доблесть у Господа и что многих ты изба­вил от опасностей. Вот почему я пришла к тебе, и, если ты можешь, помоги мне, и я дам тебе все, что в моих силах". На эти слова он дал ей такой ответ: "Все, что ты хочешь и любишь, ты получишь от меня: ведь если ты прикажешь, я уничтожу его страсть так, что он не бу­дет общаться с женщинами. Или, если хочешь, я дам разрешение, и смерть заберет его. Если, однако, желаешь, я предам его духу зла, и он будет бродить, одержимый демоном. Итак, подумай и проясни для меня, что тебе угодно". Сказала ему та женщина: "Ничего ино­го не желаю, господин мой, кроме того, чтобы мой супруг освобо­дился от этого и одну меня любил и ценил". Он же ответил: "Я ис­полню для тебя, как ты просила". И, пока она там сидела, он рас­сказал ей все, что она делала начиная с детского возраста. Выслушав, женщина изумилась и, пораженная, тихо села. А он говорит ей: "Встань, отправляйся к себе домой и приготовь мне светильник, масло, фитиль, пояс и огонь, и в четверг я явлюсь туда и сделаю то, что тебе нужно". И вот он пришел в четверг, взял масло и, шепча и приговаривая, вылил его в светильник; затем взял фитиль, зажег его и поставил туда, где находились иконы женщины. Затем он взял также и пояс, нашептывая какие-то речи, относящиеся к его нечес­тивому занятию, и, завязав четыре[11] узла, отдал ей со словами: "Повяжи его вокруг своей нижней одежды". Затем говорит: "Дай мне один тримисий, чтобы я раздал бедным за спасение твоей души". И она дала, пообещав дать еще, если исполнится то, что она хочет. И ее муж возненавидел то, что творил, и прекратил это делать, и стал любить одну лишь жену свою и усердствовать на благо своего дома.

И вот через шесть дней видит та женщина во сне, будто стоит она одна на какой-то равнине, и подходит к ней старик-эфиоп и начина­ет, будто бы заигрывая, обнимать и целовать ее и говорит: "Хоро­шо, что я нашел тебя, моя госпожа. Сюда, дорогая моя, давай вдво­ем с тобой возляжем, ибо мы только что сочетались браком: я силь­но желал тебя и искал предлога, чтобы привести тебя ко мне. Теперь, наконец, прекрасная моя супруга, давай возляжем вместе, дабы и ты насладилась мною, и я бы насытился красою твоею". Когда же„ это случилось и он произнес такое, она задрожала, стала проклинать его, убегая и в страхе заклиная отойти от нее. Он же бессовестно порывался силой соединиться с нею. А она говорила: "Отойди от меня, ибо мужа имею и с другим не сойдусь". Таким образом терзаемая и одолеваемая во сне, эта женщина проснулась и, будто с трудом избежав удара и придя в себя, стала размышлять над увиденным: что бы это могло быть и откуда дьявол взял такую дерзость в отношении к ней - ведь знала она, что тот эфиоп был лукавый демон.

И пока она так размышляла, сон снова овладел ею, и вот - пёс огромный, черный и бесстыдный обнял ее и стал целовать уста в уста словно человек. Охваченная дрожью, она пробудилась ото сна в страхе молвила самой себе: "Горе мне, несчастной и грешной, ибо лукавый влюбился в меня и вовсе не дает мне покоя; и что мне делать, не знаю. Отчего со мной это случилось, не ведаю". На другую ночь снова видит она, будто стоит в театре, где проводились конные бега, и целует находящиеся там статуи, подстрекаемая развратным стремлением к соитию с ними. И опять она наблюдает, как пес хва­тает ее и убегает. А потом она увидела, будто ест лягушку, а то и змею, и пресмыкающихся, и других тварей, еще хуже, чем эти. Несчастная терзалась такими снами, не получая с тех пор добрых сно­видений. Тогда, опечаленная и не ведающая, что предпринять, ста­ла она проводить время в молитвах и постах и просила Бога ука­зать, отчего приключилось с ней такое и что нужно сделать, чтобы освободиться от этих ужасов.

И поскольку женщина вела себя таким образом, видит она во сне, будто стоят ее иконы, словно бы обращенные на запад, и она тоже, и что она молится, словно какая-нибудь одержимая и прослывшая сумасшедшей. Пока она так молилась, подошел к ней какой-то юно­ша и сказал: "Поскольку ты почтила меня постом, вот, я явился сказать тебе причину случившегося". И с этими словами показыва­ет ей те иконы и говорит: "Посмотри, что сотворил тебе проклятый маг". Она же взглянула и видит: были они измазаны человеческим калом сверху донизу и испускали ни на что не похожий смрад. И ког­да увидала это женщина, изумилась и, повернувшись, говорит юно­ше: "Прошу тебя, открой мне, кто сделал это?" А он в ответ: "Вигрин, колдун и маг, противный Богу, ибо ты дала ему разрешение. Итак, ныне в этих иконах твоих нет ничего, кроме краски, кала, дерева и демонических духов: ведь благодать Божия покинула их, не выдержав зловония и низости демонов". Пока он это говорил, ''видела она, что светильник наполнен псиной мочой, на фитиле написано имя Антихриста, а высоко в воздухе начертано: "Жертвоприношения демонов". Объяснив все это женщине, юноша тот исчез, а она проснулась. Тогда, обдумав увиденное во сне, она изу­милась, задрожала и стала ругать себя такими словами: "Горе мне, грешнице, что же случилось со мной? Думала я, что иду к пастырю, а была приведена к волку, несчастная! Казалось мне, что направля­юсь я к гавани, а упала в яму! Полагала, что обрела спасение, а по­пала в гибельную пропасть!"

Говоря это, женщина размышляла, что нужно сделать: сохранить иконы или не сохранить, и что ей делать с ними, если они оказались загрязненными. Пока она мучительно размышляла об этом, пришло ей на ум доверить случившееся Епифанию: ведь она жила ря­дом с домом его отца и знала, что он добродетельный юноша. И вот Дождалась она установленного часа, в который он возвращался из священной церкви Святой Божьей Мудрости, встретила его у ворот и припала к его ногам, извещая его обо всем случившемся. Он же, выслушав и сильно опечалившись, сказал со слезами: "Проклятие тебе, дьявол, что не прекращаешь ты злоумышлять против сынов человеческих!" Затем, приняв решение, как поступить с этим, он молвил женщине: "Пойди и сожги тот пояс в огне, а светильник и фитиль уничтожь, иконы же принеси ко мне, и да исполнится воля Божия. Знаю я, конечно, что на меня перейдут угрозы и измышления лукавого демона, но, имея помощником Господа моего Иисуса Христа и драгоценную молитву светоча моего, я не испугаюсь зла, ибо Он всегда со мною".

Женщина же выполнила то, что повелел ей Епифаний, и отдала ему иконы. Той ночью видит она во сне, будто пришел к ее дверям какой-то эфиоп, нагой и обожженный, и, не решаясь войти внутрь, стоит снаружи и жалуется. А другой эфиоп, проходивший мимо этого места, как увидел обгоревшего, стал спрашивать, каким образом он получил эти ожоги. И услышал в ответ: "Злодей Епифаний научил ту несчастную, как обжечь меня столь ужасно, и я больше не могу терпеть эту боль. Ведь, получив заклятие от нашего магистра, я оказался привязанным к поясу четырьмя узлами, но когда он был сожжен, я освободился и убежал оттуда.[12] Что бы мне сделать злодею Епифанию за то, что он устроил мне это бесчестие, разлучив меня с моей женой? Смотри, Епифаний, я изолью на тебя горькое безумий из своей чаши и объявлю тебе бой!" А женщина с наступлением утра все, что увидела, возвестила Епифанию. Он же, услыхав об этом, улыбнулся и сказал: "Да, да, он пойдет в виноградник Господа и украдет виноградную гроздь, но поскольку там находится кре­стьянин - сторож виноградника, что может случиться? Скорее все­го, он привяжет его к межевому камню - ведь я знаю силу охраня­ющего меня". И той ночью, с позволения Господа, дьявол берет с собой огромное множество демонов, называемых рыжими,[13] и на­падает на Епифания, почивающего в полуночный час. Но Господь отверз уши юноши, и он услыхал их возню, но вовсе не был потря­сен этим: ведь был он тверд в уповании на Бога. И вот начали рыжие демоны воспламенять его к позорным мыслям и распалению плоти, но благочестивейший юноша остался твердым и призываю­щим Бога. И ведь нечестивцы эти показывались в преображенном виде: одни - как звери, другие - как драконы, волки и скорпио­ны; они пугали его и набрасывались на него, чтобы сожрать, и, попросту говоря, устрашали его всеми силами, какими владели. Он же, увидав их бесстыдство, рек: "Поскольку я вижу, как вы, суетясь понапрасну, прижимаете меня, вот, я достаю меч, тот самый, который Господь даровал мне, и сейчас двинусь на вас". Говоря это, он со слезами воздел руки к Богу и начал петь девятый псалом, и ког­да он дошел до "Ты вознегодовал на народы, погубил нечестивого, имя его изгладил, и у врага совсем не стало оружия, и погибла па­мять о нем вместе с молвой", внезапно раздался звук с неба, и вдруг появилась сеть, словно молния, и раскидала их всех, кричащих "увы!" И Епифаний, таким образом освободившийся от них, воссла­вил Бога, с помощью которого он спасся и не был посрамлен.

Когда же наступило утро и Епифаний отправился искать святого Андрея, встретила его та женщина и говорит: "Теперь я истинно знаю, что благодаря тебе Бог уничтожил всех моих врагов" - и рас­сказала ему то, что увидела ночью. И говорит ей Епифаний: "Это прекрасная вера твоя приуготовила тебе все это, ибо мы лишь греш­ные люди, нуждающиеся в милости Господа". Вымолвив это, он удалился и застал блаженного Андрея играющим и танцующим пе­ред Халкопратеями[14]. Как завидел святой Епифания, пошел к нему, улыбающийся и радующийся, а подойдя близко, сказал: "Видел ли ты сторожа, как он охраняет виноградник Господа и как изгоняет ворон и воронов?" Отвечает Епифаний: "Я был сильно потрясен, отец, но тебе-то известен жар рыжих демонов и сколько ужасов по­казали мне эти звери и пресмыкающиеся вместе с остальными". Блаженный промолвил: "Но еще больший жар ослабил Господь. Однако если бы этому не дано было случиться, как та женщина из­бавилась бы от своих страданий? Как были бы умерщвлены вороны и пресмыкающиеся и как был бы наказан тот эфиоп? И да будет тебе известно: "Носите бремена друг друга"".

Когда блаженный изрек это, Епифаний сказал: "Коль скоро ты все ведаешь, прошу тебя, скажи мне: что представлял собой тот пояс и что - светильник и четыре узла на поясе, и вода, и масло, и фи­тиль, и почему тот глупец с их помощью совершил свое дело для женщины?" Блаженный ответил: "Выслушай, если хочешь узнать, ибо я и прежде ничего не скрывал от тебя, и теперь не скрою. У дьяво­ла в обычае сначала изгонять благодать Божию из человека, а по­том беспрепятственно входить в него. Однако не из страха перед ним исчезает благодать, но из-за отвращения и содрогания, вызванного зловонием его греха; и не с помощью насилия демон ввергает чело­века во грех, но благодаря свободному выбору: ведь он подбадрива­ет и возбуждает его, и человек, не выдержав достойным образом его домогании, отклоняется с пути и впадает во грех. И дьявол получа­ет оправдание по той самой причине, что человек совершает грех по собственному выбору. Из-за этого благодать Господа покидает его. Таким вот образом поступил враг и в отношении той женщины. Ведь он видел, что она всегда любила Бога всей душой, и, не в силах поко­рить ее, рассеял свои семена через ее мужа и убедил ее по собственной воле пойти к тому обманщику. А поскольку она сама просила, чтобы ее желания исполнились, душа же погибла, посмотри, что он сделал, для того чтобы добиться гибели ее души и поселиться в ней (ведь она по собственному выбору предоставила злодею все необходимое для магии): он сказал ей приготовить светильник, масло, фитиль, пояс и огонь, желая похитить у нее благодать святого крещения. Так, светильник потребовался вместо святой купели, вода - взамен той святой воды, масло - вместо святого масла, а фитиль и огонь - взамен лампад, зажигаемых для крещения, пояс же - вместо поя­са, которым опоясываются во время крещения. Взяв у нее все это, бездельник лицемерно лишил ее спасения, которое исходит от крещения. Потому эфиоп и сказал ей, что "ты становишься моей женой", то есть "ты принадлежишь мне, а не Христу". То же самое он сотворил и с ее иконами, и от них прогнал благодать, вымазав их сухим калом: он тайно растер его и подбросил в светильник, и таким образом сделал испражнения собственным вкладом в жертвоприно­шение губительному дракону. Что же касается четырех узлов на поя­се, то к ним был привязан сатана, и до тех пор пока пояс не был со­жжен, он не мог отделиться: ведь Вигрин приказал, чтобы она носила его под одеждой и, таким образом, сатана будет обвязан вокруг; ее бедер".

Епифаний промолвил: "Дивен Бог в тебе, ибо ничего не укрыл от тебя! Но откуда маг узнал и рассказал ей то, что она делала начи­ная с юности?" Блаженный ответил: "Разве ты не знаешь, что демо­ны неотделимы от христиан? А посему, раз они неотделимы, ясно, что и дела наши они узнают. Ведь когда кто-нибудь приходит к магу, маг задает дьяволу, который сопровождает пришедшего, такой во­прос: "Скажи мне, что он совершил с детских лет до сих пор?" Он же, будучи неотделимым и за всем наблюдая, возвещает ему об этом как своему демону-сообщнику и соучастнику. Ведь подобно тому как ан­гелы Божий нам многое возвещают, так и им демоны говорят т что знают".

После того как блаженный поведал об этом, Епифаний, удивившись и восславив человеколюбивого Бога, поцеловал святого и уда­лился. В пути, однако, он поразился тому, что ничто из происходя­щего не укрывалось от него, ни относящееся к нему самому, ни слу­чавшееся с другими.

36. О ВИДЕНИИ ПРОРОКА ДАВИДА.

И снова в один из дней, когда заканчивался[15] Великий Пост и множество людей царствующего града славило владыку Христа пальмовыми ветвями и гимна ми, блаженный Андрей увидел седовласого мужа, весьма красиво го, который появился в храме Святой Мудрости Божьей с бесчисленными спутниками, и держали они пальмовые ветви и кресты отбрасывающие блеск молнии, и пели они мелодию, приятную, cладостную и спасительную. Подбадривая друг друга, они шествовали, как будто направляясь к амвону, и лица их были прекрасны. А тот седовласый держал лиру и ударял по струнам, подыгрывая поющим так что блаженный, очарованный и обрадованный этим зрелищем, запрыгал и сказал: "Вспомни, Господи, Давида и всю кротость его: вот, услышали мы Госпожу-Заступницу, и нашли Ее и радостную Мудрость, похожую на Нее". Когда он говорил это, некоторые из мудрецов, находящихся там, стали говорить ему: "Как же это, ду­рачок? Взгляни, ты совсем не прав: разве имеет Псалтирь в этом отрывке из стиха указание на Госпожу-Заступницу? Так о чем же ты говоришь?" Отвечал им святой: "Жилище, жилище и Божие от­дохновение". Они же, как услышали это, из-за неведения своего захохотали и, высмеяв его, удалились. А блаженный узрел Давида и сказал следующее: "Пребывая среди старых поколений, ты рек: "Доколе не найду места Господу, жилища - Богу Иакова". Смот­ри же, теперь ты нашел жилище Богу, отдохновение и дом, во-пер­вых - заступающуюся за нас Великую Госпожу, затем - эту вели­кую Церковь Божию: ведь она - дом Божий, и жилище его - она. О, если бы вы видели, какие замечательные напевы играет он в этот час!"

После того как все это было увидено и сказано праведником, он сразу же покинул церковь, вышел вон и стал обходить закоулки, приплясывая и шепча губами. И встречает какого-то богатого чело­века, проходящего мимо, и говорит ему: "Дай мне что-нибудь". А тот в ответ: "У меня ничего нет, дурень". Праведник промолвил: "Хо­рошо сказал Краеугольный камень, что игольное ушко не вместит тебя". А тот в ответ: "Вот дурак - так дурак, разве бывает иголь­ное ушко, через которое можно было бы пройти?" Сказал правед­ник: "Недоумок, узко и сжато игольное ушко, ведущее к жизни, а ты сам толстый и жирный, тучные же земли не пройдут через него. Ведь даже осел, лягающийся на прямой дороге, никогда не пройдет по узкой улице". Услыхав это, богач рассмеялся и сказал: "Поверь: хоть ты и дурак, а здорово оскорбил нас!" Отвечает ему праведник: "Дай мне монету, потому что я беден". А тот: "У меня нет монеты". Молвил праведник: "Дай мне сребренник". А тот отве­чает: "Как, если у меня нет?" И говорит праведник: "Тогда дай мне обол или кусок хлеба". Праведник сказал это, взывая к его бессерде­чию и зная, что нет в нем жалости. А тот ответил: "Ты знаешь, сколь много мы, богатые, тратим". Промолвил праведник: "В ульях очень много пчел, но одни влетают, другие вылетают, так же и муравьи, но, как море, дракон и аид ненасытны и ненаполнимы, так и бога­тые". Потеряв при этом самообладание и ничего не сумев добить­ся, он, словно один из сумасшедших, осмеял его и ушел. И сказал самому себе: "О слепота и огрубелость души! Как можем мы, безжа­лостные, увидеть лик Господа? О жестокое своеволие и равнодуш­ная совесть! Почему мы относимся к Богу святому, как бездушные камни, и не думаем, несчастные, о том, что рождены мы здесь, но уйдем-то в другое место, и о том, какую защиту мы хотим предста­вить пред тем грозным и нелицеприятным Судией. Но поспешим и мы, душа моя, к предстоящей цели, и перемелемся в мельнице, ведь недалеко мы и уйдем оттуда, где излюбленное пастбище и текущая медом вода; пойдем, жалкий безумный ослик, возьмем на себя нашу духовную работу, как молодой осел - Господа, дабы, когда один оставляется, а другой берется, мы были замечены в сретение Господу святыми ангелами".

Сказав это, он пустился плясать и бегать. А сидевшие у дверей своих мастерских и проходившие мимо смотрели, как он танцует и говорили: "Привяжи осла, привяжи осла!" А блаженный отвечал: "Похороните своих ослов, похороните, потому что они скончались". Такими словами святой говорил им, дескать: "мой осел, хоть и ля­гается, живет благочестиво, а ваш уже помер от греха, разлагается и нуждается в погребении, чтобы не пахнуть и не удручать людей".

Случилось же в то время, что дьявол проявил дерзость в отноше­нии Епифания и начал жестоко жечь его демон разврата, ввергая в величайшее безумие. Посему милый юноша печалился и досадовал, волнуясь, как бы его драгоценное достоинство не было испачкано грязью смрадных нечистот. Много он и постился, и бодрствовал, и со слезами взывал к Богу, чтобы не ввергал его в такую погибель, од­нако проклятый не отпускал его. Он преследовал его гнусными по­мыслами, распаляя плоть, и завлекал, чтобы достойным сожаления образом ввергнуть душевную красоту его в грязь распутства, так что даже в снах Епифаний представлял, как сходится с мерзкими жен­щинами и приобщается ко греху. Но всякий раз, как это ему пред­ставлялось, он вставал и, выжигая свою природу, съедал три унции соли, наполняя горечью свои чувства; из-за соли он ужасно чувство­вал себя и потому понимал, что слабеет в этой войне. Но увидел он во сне демона распутства, словно похожего на вымазавшегося поро­сенка, стоящего в человечьем дерьме и воняющего; и какой-то юно­ша, одетый в белое, стоял напротив него, держа терпкое питье, и ударами вынуждал его пить; тот же даже гнева его не мог вытер­петь. И спросил черный одетого в белое, говоря: "Скажи мне, зачем это ты предлагаешь мне принять это питье?" А тот ответил ему: "Коль скоро ты заставил дитя Божие Епифания раздражать свои внутренности солью, из-за этого тебя следует привлечь к суду пред Богом и наказать". Черный же сказал: "Горе мне, отец: желая послужить тебе, я столкнулся с такими ужасами! О, сила, сила ис­ходит от тебя, Назарянин, ибо распилил ты мои внутренности!" Сказав это и взяв напиток, он насильно выпил и, наполнившись злобой и ни с чем не сравнимой горечью, он удалился, удрученный. А Епифаний, очнувшись от видения и удивившись Божьему челове­колюбию и скорой поддержке, рассмеялся в лицо негодному дьяволу.

А через несколько дней встретил его блаженный Андрей в одном из портиков, когда тот возвращался с божественной службы, и, за­видев его, улыбнулся и сказал: "Я овца из твоего духовного стада, я люблю соленую воду и ем соль". Услыхав это, Епифаний сильно удивился сказанному и промолвил: "Порой даже такое не укрыва­ется от тебя! Однако, почтенный господин, ты оставил меня и - взгляни! - лукавый демон принуждением своим устроил все это". Ответил святой: "А разве кто-либо может быть назван воином, если не участвует храбро в войнах и столкновениях, не побеждает и не проходит через испытания? Как же узнает Бог, что ты любишь Его, если не увидит, что ты воюешь с дьяволом? И как примешь ты на­граду, не выстояв перед испытанием и злыми умыслами глупцов? Ведь все живущие борются, пока длится их час, и, до тех пор пока продолжается их время, они страдают, подвергаются испытаниям, для того чтобы сегодня или завтра, умерев телесною смертью, достигнуть чего-то прекрасного, чтобы воздалось им за это в страшный Судный День. Сколько же слепых, мертвых, бесполезных, темных в своей человеческой сущности! Они сладко спят, пьют, стремят­ся к отдыху, предаются распутству и чревоугодию, смеются, поют, играют на кифарах и с легкостью удовлетворяют желания плоти, не помня ни о Боге, ни о Суде, ни о воздаянии, ни о Царствии Божием. Они всегда сходятся с дьяволом в своих устремлениях, и он, видя это, тщетно дает им в этом мире наслаждение, как своим друзьям и пособникам. Но увы, какое мучение ждет их! Вот почему, дитя мое, принуждения, о которых ты говоришь, станут сладостными для нас, если мы выстоим. И сколь принуждаем ты к движению и воспалению плоти - но противостоишь лукавому и благородно переносишь это, - столько и венков сплетут тебе, и награда твоя увеличится. Посему не пренебрегай этим, дитя мое, но будь стоек, дабы получить вознаграждение и стать наследником Царствия Небесного. Ведь сегодня или завтра этот мир пропадет, как, сон пробудившегося, исчезнет, как дым, и все пройдет, и только мы блуждаем, нисколь­ко не имея стойкости в испытаниях. Разве ты не слышал, что "мно­го скорбей у праведных, и от всех избавит их Господь?" Разве ты не слышал: "Скорби и горести постигли меня, заповеди Твои - за­бота моя"? Разве ты не знаешь, что Бог положил дни наши как дни борьбы, чтоб состязались мы с демонами, чтобы, бодрствуя и молясь день и ночь, выполняли в борьбе наставления Бога? Так за­чем же ты краснеешь, дитя мое, из-за того, что дьявол нападает на тебя? Лучше радуйся и веселись, зная, что, если мы не поваримся в испытаниях, не сможем стать самым отрадным хлебом для Бога, ибо нуждаемся в стойкости". После того как святой сказал это, Епифа­ний, возблагодарив Господа и святого, ушел домой.

А вернувшись домой, он вдруг увидел юношу, обратившегося к нему со словами: "Господин мой Епифаний, любимый твой друг Рафаил заболел и передает тебе, чтобы ты шел проведать его. Поспе­ши же, ибо, как мне кажется, ты больше не увидишься с ним". Услы­хав это, он тотчас залился слезами и, следуя за вестником, удалил­ся вместе с ним. Войдя в дом, он сел рядом с больным и понял, что приближается его конец. Тогда, охваченный страхом из-за любви к другу, он долго оплакивал его, потому что сильно любил. Как толь­ко он ненадолго прекратил причитания, лежавший начал страшно биться в агонии и стенать, так что испугался не только Епифаний, но и те, кто жил в его доме. Епифаний же стал спрашивать, чем он приведен в такое смятение. Придя ненадолго в себя и узрев Епифания, он ответил: "Увы мне, милейший мой брат, ибо все мои духов­ные труды похитили демоны: ведь когда я был прижат к земле и охвачен жаром, увидел я Божьих ангелов и гнусных демонов, будто взвешивали они содеянное мною, и дурные дела превзошли хорошие, посему я убежден, что не найду пристанища в блаженных шатрах праведников, но попаду во внешний огонь: ведь я видел, что ангелы удалились от меня опечаленные. Когда они уходили, один из них сказал мне: "Горе тебе, несчастный, ибо плохо пользовался ты своей жизнью"". Как только лежавший на своем одре умираю­щий изрек это, взбесившийся в нем демон сотворил великий шум и волнение внутри него, и лежавший стал метаться, терзаться и изда­вать бессмысленные звуки.

А Епифаний, весьма сочувствовавший его душе, сидя в скрытой кладовой, со слезами возносил молитву за него Господу, чтобы хоть (дьяволу) не дать возможности выставить его на посмешище. Но сагана, сидевший там со своими демонами, как только распознал молитву Епифания, набрался, злокозненный, ужасной дерзости из-за того, что ему казалось, будто больной уже предназначен ему, и решил сбросить Епифания с того места, где он сидел, в находя­щийся поблизости люк комнаты. Но тот, быстро разгадав это в уме, встал и сделал невыполнимым его замысел. Не достигнув своей цели, гнуснейший снова начал делать того несчастного посмешищем, и тотчас лежавший стал щипать свою бороду, а затем издавать зву­ки, как козел, и то высунув язык, непристойно пускал слюну, то, словно пастуший пес, грозно лаял на находившихся вокруг, так что испытывали великий страх все смотревшие на лающего в нем демона. Находившиеся там стали спрашивать Епифания, откуда демон вял над ним такую власть, чтобы творить это. Он же отвечал им: "Братья, я ничего не могу сказать на это, но догадываюсь, что был он связан великим грехом и так и не отошел от него вплоть до сего времени, не признался в нем и не раскаялся, а через это дьявол наследует нераскаявшихся". И вот, в этом терзании он окончил жизнь.

Но в один из дней Епифаний, найдя блаженного Андрея, расска­зал ему все случившееся с тем юношей и попросил объяснить, из-за чего несчастный умер, как лающая собака. Ответил святой: "Тот твой друг был развратный и злопамятный человек. Ведь он, оста­вив свою жену, бессовестно сходился со своей служанкой и, будучи диаконом, не трепетал, несчастный, перед страшной силой недося­гаемого Божества. Зная же, что греховен, он не успокаивался, но. носил свою ризу и совершал богослужение в распутстве и презрении к жизнетворным и внушающим трепет таинствам, ибо считал, что будет скрыт от Господа нашего Бога. А ведь развратный священник и распутный и растленный диакон будут прокляты пред Госпо­дом Богом, ибо стоящий у святого алтаря должен быть совершенно чист. Ты ведь знаешь, владыка Епифаний, что Бог не нуждается в нечистых служителях, ибо ненавидит прелюбодейный и греховный род. А некоторые из людей полагают, что вымыслом является хрис­тианская весть: поэтому они придумывают безбожное, помраченные глубинами забвения, и бессовестно удовлетворяют страсти. Не ве­дают они, каков дракон, ужасный и жестокий, - я говорю о Владыке мира, - посылаемый в смерти каждому, чтобы разузнать о его дур­ных делах и вместе с Божьими ангелами вынести суд согрешившим душам, а также чтобы выведать, где и как найти ему душу, возлю­бившую тьму, и унаследовать ее. Многие ведь распутничают с радо­стью и прелюбодействуют с дарами и гостинцами и растлевают жал­кую сущность своей души, и не знают, какая смертная мука, стра­дание и боль ждет их, и горечь, и дрожь, и терзание. Что же до ожидающего их потом, - пощади, Господи! Ибо кто может расска­зать о том, от чего даже ангелы дрожат и трясутся, как подумают об этом? Ведь таков тот огонь, потому что он охватывает ужасно и жестоко даже саму бестелесную природу, если она впадет в заблужде­ние, - я говорю о природе ангелов, от которой и происходят демо­ны. Итак, ты видишь, что такая погибель постигла и твоего друга: ведь он, несчастный, не довольствовался женой, которая у него была, но льнул и к служанке: совершая с ней позорное дело, он нагромоздил долги души своей до предела. И пришел конец, пришел дракон, пришли и святые ангелы; они исследовали то, что произошло с ним, и нашли, что его жалкая душа загрязнена, заплесневела и смердит, вымазанная дерьмом и серой. И они отвернулись, а дьявол привлек его к себе и выставил на посмешище, как он это любит. Ведь свя­щенник должен приложить большое старание, чтобы не подойти к святому алтарю, будучи грешным, ибо, если он входит запятнан­ным, он не только не приносит никакой пользы, но даже наоборот, и принимает там великое осуждение и прибавление греховности. Ведь из-за него не сходит туда Святой Дух, и собравшиеся там ли­шаются благодати Духа Святого".

Было воскресное утро, когда праведник говорил об этом с Епифанием, и какой-то придворный проходил мимо по направлению к дворцу: озабоченный распадением плоти и страстью к своей жене, он сошелся с нею. Когда же он прошел во дворец и оказался рядом с праведником, блаженный Андрей, взглянув на него, понял, что с ним произошло и что он сотворил в святое воскресение, и говорит ему: "Вот безумец, который запятнал святое воскресение и идет запятнать также и дворец!" А тот, как услышал, сильно удивился и, улыбнувшись, прошел мимо. Однако по дороге рассказал своим друзьям, как праведник поведал о содеянном им, и одни удивля­лись, другие не верили, а третьи полагали, что он рек это от демо­нов. Епифаний же дивился предвидению этого мужа. И блаженный Андрей сказал ему: "Этой ночью увидел я, как одна женщина - царица, увенчанная короной царственной, украшенной жемчугом и драгоценными камнями, - осуждала того придворного, прохо­дившего мимо нас: "Как, - говорит, - осмелился ты осквернить мой дворец, несчастный? Неужели не довольствуешься ты целой не­делей, ненасытный, чтобы быть в своей похоти, но безрассудно по­сягаешь и на святой день? Клянусь женихом моим Христом, если только ты сделаешь это во второй раз, то уж не сделаешь в третий!" И, сказав так, она отошла от него. Я же, как увидел это, дитя мое, опечалился в сердце своем и поругал его: может, он проявит благо­разумие. Если же он сделает это во второй раз, то не сделает в тре­тий, это означает: "Я призову серп против него и скошу его". Ведь с того момента, как человек умрет, больше уже и не грешит, и не поступает справедливо, ибо обретает покой, как только душа его осво­бодится от тела".

ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

Сказал ему Епифаний: "Если я обрел у тебя расположение, воз­вести мне, какова есть душа человеческая. Я ведь и сам знаю то, что касается ее, но не настолько доверяю своим догадкам, насколько смогу поверить божественным словам, реченным мне тобою". Отвеча­ет ему блаженный: "Дитя, душа человеческая охватывает все. Ведь она - или жизнь, или, так сказать, бог плоти нашего земного тела, и не что иное, ибо Бог дал ей силу созидать жизнь, управлять, согре­вать и одушевлять его своим теплом. Без нее ведь наши тела - грязь, прах и пепел". Говорит Епифаний: "Я и сам знаю это, но спрашиваю, какова сущность души и каково ее обличив после того, как она вый­дет из тела, а также какова грешная душа и каков божественный признак души праведной". Блаженный ответил ему: "Сущность ду­ши - это мыслящий дух, легкий и премудрый, весьма разумный дух и наитончайший, спокойный, приятный, умиротворенный и очень мягкий, выточенный до каких-то невидимых членов, несказанно пре­красный и сладчайший, являющийся благопристойным и желан­ным для Бога и для хороводов святых ангелов. Изначально все люди сияют ярче солнца, а по мере роста и взросления они становятся та­кими, какими мы их делаем. Не равны в блеске души всех живу­щих в добродетели, однако каждый, насколько усердствует, настоль­ко и украшает собственную душу в божественной и доблестной борь­бе. Но в то же время, как я сказал, каждый блистает в соответствии с тем, за что сражается, и сияет настолько, насколько близок к Богу. И сколько кто терпит страданий и трудов ради Господа, настолько И поднимается, приближается к Богу, светится, сияет и становится Богом по сопричастности, по милости Святого Духа. Подобно тому как железо черно и холодно, но, находясь длительное время в огне, начинает сиять сильнее, так и люди: огнем является Дух Святой, мы - черное железо, и насколько мы стойки во время поста, во все­нощной, в молитве, в прошении, в воздержании, в том, что установ­лено для нас Святым Духом, настолько мы блистаем, сияем и сверка­ем. То же самое отнеси и к душам, находящимся во грехе: изначаль­но, когда они зачаты в обители вынашиваемых зародышей, в чреве своих матерей, они непорочны, но когда они освобождаются для жизни и начинают грешить, они покрываются мраком, и насколь­ко они опускаются в глубину, вращаясь в грязи греха, настолько они становятся черными, как сажа. Прими это разумно, о дитя, как наставление души твоей, потому что ты самый дорогой для меня птенчик".

Епифаний же, взяв блаженного Андрея, пошел к святому Агафонику[16]. Расположившись вблизи его источника, так как место там было спокойное, молвил ему Епифаний: "Скажи мне, какое творе­ние создал Бог прежде остальных? Я жажду услышать это от тебя, как от источника, струящего молоко и мед". Отвечал святой: "Бог всегда существовал со своим Словом и Духом, хотя некогда не было ничего из ныне существующего, и был Всевышний в то самое время в тишине и молчании, ибо не было никого другого, чтобы погово­рить. И исторг он из духовных своих и огненосных уст Слово свое и Бога - осмысленно слушай, дитя, дабы ты мог принести пользу и другим. Затем задумал Всевышний создать мир и воскликнул: "Да будут века!", и тотчас они возникли. Сначала он изрек Слово, и Рож­денный завершил это дело. Таково ведь Слово - Сын, прежде веков рожденный от Отца без изменения. Ведь оно было названо порож­дением Слова Божьего, когда, рожденное от Отца, было положено как первый краеугольный камень, и тогда оно завершило бесконеч­ные века, основав их в Себе Самом. Итак, лежит как краеугольный камень и в то же время пребывает с Отцом это Слово, в конце концов ставшее ради нас Человеком благодаря святейшей Богородице Ма­рии".

Епифаний промолвил: "Объясни мне попроще, какова сущность этих веков". И праведник ответил: "Протяженность их существо­вания непрерывна, как продолжительность времен и бесконечность эпох, сущность же их - многообразный и предивный дух, насчиты­вающий семь стадий. При них стали восприниматься разумом ан­гелы и люди, и они приняли начало движения, ибо Господь им предо­ставил нашу жизнь[17]. И вот они побуждают нас идти и продвигать­ся безостановочно, подобно им. Дорога же их и путь имеет начало, но вовеки не примет конца. Ведь в начале веков перворожденный[18] прошел их путем, но из-за нас не смог уйти от них, потому что ведь мы и он - одно, по рождению и по крови, предела же эти семь веков мира, измеряемые годами, еще не достигли. По исполнении же их Бог поднимет устрашающий дух над всей землей, и соединятся кос­ти людей, каждая в своем сочленении, и приладятся и прикрепят­ся , и присоединятся к ним жилы и плоть, и каждому телу будет дана нетленная его душа, освобожденная от пристанища, в котором она заключена ныне. И тогда вострубит ангел в страхе и трепете, и вос­станут мертвые в мгновение ока, и низойдет Судия, и воздаст каж­дому по делам его. И тогда, наконец, возьмет начало восьмой век и, как говорит Соломон: "Дай часть семи и даже восьми". Но этот век не будет иметь завершения, и праведники же будут пребывать в несравненной радости, а грешники - в нескончаемом наказании. Ибо люди будут нетленными и бессмертными после воскресения из мертвых, и рай вечным, а наказание нескончаемым, век же - бес­конечным и беспредельным: ведь "век" толкуется как "вечно сущий", простирающийся в беспредельные и недосягаемые места, не имеющий вообще границы или завершения".

Епифаний сказал: "Каково второе творение Бога, если первым соз­данием стали века?" Ответил праведник: "Небесные воинства: ведь поскольку Всевышний бестелесен, Он создал сначала бестелесный, мысленный и нематериальный мир". Епифаний промолвил: "Силы небесного воинства были приведены для бытия в этот мир в одночасье или одна за другой, как Творение?" Святой ответил: "Он мог и од­ним словом выставить все небесные легионы пред грозным троном своей поразительной славы, но знай, что, подобно тому как Он сотворил один за другим видимые элементы находящегося здесь мира, так были созданы и небесные воинства. Сотворив же многообраз­ный дух веков, Он взял от него, как от земли, тело, и создал по поряд­ку чистейшие и святейшие силы небесных строев: во-первых, херу­вимов, затем серафимов, затем престолы, господства, начальства, власти, силы, ангелов и архангелов бесчисленных небесных сил: Михаила, Гавриила, Уриила, Рафаила и Самаила, имеющих пер­венство среди бестелесных сил. Ведь Самаил - это Сатана, сброшен­ный с небес не потому, что не поклонялся Адаму, как поняли неко­торые, рассказывающие сказки (потому что человек еще не был соз­дан), но из-за того он был низвергнут, что замыслил установить свой трон на облаках и быть подобным Всевышнему - так он позавидовал славе Господа. И поэтому сбросил его Господь сверху вниз со всей его ратью, с которой он задумал это. И вот когда Бог выставил великие полки, которые не сосчитать человеческой мерой (как сказало Едино­родное Слово Бога блаженному Петру во время страстей своих, что "Я мог представить более, нежели двенадцать легионов ангелов"), то, откуда упали они, туда поднимается хор спасенных, с тем чтобы восполнился от людей двенадцатый строй ангелов Божьих.[19] Ясно ведь, что во второй черед были завершены небесные воинства".

Епифаний сказал: "А третьим что сделал Бог?" Ответил святой: "Он создал Эреб и хаос, тьму и воду, огонь, туман и мрачные области подземного мира. Вода же не была стоячей, но, напротив, бурлящей и подвижной, "ибо Дух Божий носился над водой", как говорит Свя­щенное Писание, и Он сделал ее течение прямым и упорядочен­ным и согрел ее. Дух же тот не был Дух Святой, вовсе нет, как пола­гают некоторые, но Дух, который и сам был сотворен и от которого были созданы ветры".

Епифаний спросил: "Как существуют родитель Отец, рожденный Сын и Дух Святой?" Святой ответил: "Можно рассмотреть все это, исходя из строения человека, ибо Отец есть ум, Сын - слово, Дух - свободное дыхание, с помощью которого мы вдыхаем воздух. Ведь, подобно тому как кто-либо владеет собственным разумом, разум - словом и они принадлежат единому целому вместе с телом (ибо душа является умственной, говорящей и духовной, и при этом сущность души - это одно, сущность ума - другое, а сущность слова - третье, как я полагаю; однако суть каждого из них одна, и природа одна, как очевидно, и энергия - одна и та же, и воля их одна, за исключе­нием тела), в соответствии с этим исследуй и божественность, и ты обнаружишь, что разумом является Отец, словом - единородный Сын его, а духом - Дух Святой, потому что через эти три ипостаси единый Бог и воспринимается, и провозглашается подобающим Богу образом".

Епифаний промолвил: "Можно ли считать Божество антропоморф­ным?" Блаженный ответил: "Никоим образом, дитя, не является Оно, как ты говоришь, антропоморфным и не похоже ни на какое творение, но ведь никто и не видел, каково Оно, чтобы описать Его форму. Однако Бог часто является зримым для избранных своих, представляя Себя так, как того требует сила желающих увидеть Его".

Епифаний спросил: "Как может Христос, Бог и человек, имею­щий одну ипостась и в божественности и в человечности, называть­ся единым же Сыном с двойной природой?" Святой ответил: "Не смей [говорить так]! Слово Бога, как сказал Иоанн Богослов, стало плотью и обитало с нами, не изменив божественной сути, но, будучи Богом, Слово это стало воистину и человеком, имеющим смерт­ную природу и волю, но сохраняющим невредимой природу и волю Божества, и ипостась каждого из них была одна, сущности же две, и един лик божественности Его и человечности, ибо из божественно­го Слова был выведен священный образ Его человечности. Единым Сыном Он называется потому, что из одной ипостаси происходят человечность Его и божественность, подобно тому как и мягкая при­рода воды часто, когда замерзает, приобретает два названия, что легко доказать: ведь когда это собственно вода, она имеет одно на­звание, когда же в лед обращается, по необходимости приобретает и другое, чтобы называться льдом. Таким же образом, наконец, и Бо­жественное Слово, пока не стало плотью, считалось Богом, а пос­ле воплощения и Божественное Слово, и Сын Человеческий стали называться единым Сыном Бога, осуществившимся благодаря своему единству в двух последовательных сущностях".

Епифаний спросил: "А видимое небо - какой покров оно имеет над собой?" Святой отвечает: "Как снизу облака его покрывают, так и сверху оно покрыто громадой вод. Ибо говорит Давид: "Покрыва­ющий небо водами", предлагая в качестве ответа слово "основа­ние"". Говорит Епифаний: "Сколько же, как кажется, небес су­ществует? Одно, согласно Моисею, или есть также другие?" Святой сказал: "Если Моисей говорил иудеям, живущим в тени и пригвож­денным к светильнику, что в начале сотворил Бог видимое небо и землю, лишь одно назвав небом, то блаженный Павел, ставший законодателем новой благодати, воскликнул: "Бог знает, что этот че­ловек был восхищен до третьего неба". Тот говорит, что небо одно, видимое, апостол же - что есть видимое и невидимые. Посему надо верить новому законодателю, ибо связанное с новой благодатью ис­полнено определенности и всякой истины и благочестия".

Епифаний промолвил: "На небе существуют духовные воинства и над ними - Бог: что же находится выше Бога? Открой мне, про­шу!" Святой говорит: "Клянусь Иисусом, когда ты спрашиваешь об этом, то говоришь о возвышенном и недосягаемом, однако я открою тебе и это. Над всеми духовными силами находится Бог, и справа от Него восседает Христос на грозном, как молния, престоле, а от Него исходит грозное сияние грозного света в сладостном благоухании, питающее все небесные войска. Выше Бога находится воздух, слов­но янтарь, белый, как снег, и он простирается в бесконечную вы­шину, а в нем - божественность, и снова уходит в грозную вышину и в зияющее море тот воздух, и в нем божественность. Итак, дитя мое, нет предела этой вышине, посмотришь ли ты в ту или в эту сто­рону, - все одно и то же, потому что никогда не обнаружишь ты границы воздуха и божественности: ведь бездна воздуха взывает к бездне, как слуга к грозной сути Божества, и к молнии - неизре­ченной божественности". Епифаний говорит: "Откуда ты столь точ­но знаешь об этом и говоришь так, будто всегда это знал?" Святой ответил: "Тот, чьи духовные глаза Бог откроет и осветит, многое знает и видит, а видя, впадает в экстаз".

Говорит Епифаний: "Какую разгадку имеет реченное Господом: "Молитесь, чтобы не случилось бегство ваше зимою или в суббо­ту"" А святой ответил: "Поскольку Великое Око, предвидев­шее будущее, словно пророк, узрело, что предстоит Иерусалиму пе­рейти в руки римлян для полного истребления из-за неверия его, и предрекло им следующее: если случится бегство их зимою или в субботу (согласно их обычаю, по субботам они лежат распростертые и никак не могут подняться и бежать), то они безвозвратно попадут в руки врагов. Что же до зимы, то я полагаю, что Оно говорило так из-за холода и необитаемости гор, ибо, если они убегут, то где найдут, чтобы укрыться, если велика жестокость зимы в горах? Одна­ко истина была скрыта в этом намеке, и случилось, как Оно пред­сказало: ведь текло Оно, что камня на камне не будет там найдено. И случилось так: по истечении некоторого времени пришедший из Рима Антиох по слову Господа довершил для них все несчастия, о ко­торых Создатель ранее говорил намеками".[20]

Епифаний промолвил: "Что сказал пророк: "День дню передает речь, и ночь ночи открывает знание"?" Блаженный ответил: "По­дойди ближе к Иордану, и найдешь искомое. Ведь Отец - это день, или свет, и крещеный Сын - это день, или свет, а слово, которое в середине, - это Дух Святой, потому что в образе голубя он туда спу­стился; ведь апостол Павел говорит о Духе: "И меч духовный, кото­рый есть Слово Божие"; а Предтеча - ночь по отношению к боже­ственности, иудеи, в свою очередь, - более слабая ночь в отноше­нии Предтечи; а знанием является вера в Отца, и Сына, и Святого Духа, провозглашенная Иоанном иудеям".

Епифаний говорит: "Вода, изливающаяся из дождевых туч зи­мой, с неба проистекает или из другого места в облаках собирает­ся?" Святой ответил: ""Я полагаю радугу мою, - говорит Бог, - в облаках": эта радуга, таким образом, по повелению Бога, собира­ет морские воды, будто мех, и кладет в полости облаков. И когда Бог подаст знак отдать их земле, вырывается ветер с громким ревом из чрева радуги; а ветер тот гремящий и будоражащий и лишь про­сверлит тучи внутри, создавая полость для воды, изливает ее по ширине облака, получившего, как я говорил, это отверстие. Поэтому тучи увеличиваются, чтобы быть готовыми принять воды. И вот когда придет первый грозовой ветер, уплотнит тучи и наполнит их влагой, тогда, в свой черед, поднимается другой ветер, пропитан­ный водою и тоже грозовой, и наполняет облака водой, насыщая их, как губки. А после этого открывается другое хранилище из содержащих воду и вырывается ветер, находящийся в нем, вместе с громом, прокладывая подступающей воде путь к облакам. Таким обра­зом, всякий раз как открывается хранилище вод, слышны и раскаты грома, ибо гром предшествует воде. Однако часто идет дождь без грома: но эти стихии не проистекают сами по себе, а Господь Бог приказывает, чтобы его ангелы направляли их, как и все небесные стихии".

Молвил Епифаний: "Из-за чего Христос назвал Иоанна Богосло­ва Сыном Грома?" Святой ответил: "Я думаю, из-за того, что он черпал заповедные воды Евангелия из бессмертного источника. Ведь Господь - тайный гром, ибо он поднялся в духе на небеса, как апо­стол (а апостолы - небеса духовные), и прогремел через них Еван­гелием всему Творению. Итак, Господь - гром, сын же грома - Богослов, ибо страшнее его никто другой не мог греметь, он есть сын Бога благодаря исключительной милости, как никто другой. Гром, стало быть, есть Дух Святой, Иоанн же - сын Святого Духа, как и Господь говорил святейшей Богоматери, когда Он висел на кресте: "Жено, се сын Твой". И снова взошел на небеса Господь после вос­кресения из мертвых и воссел одесную Отца своего, и тогда загрохо­тал Он сильным громом с помощью Святого Духа, ниспослав Его в образе огненных языков на апостолов. Главою евангелистов явля­ется Богослов, и Белым Конем прозывается, и Сыном Грома".

Епифаний сказал: "Откуда выходит молния и какова ее сущ­ность? " Святой ответил: "Сифоны собирают морские, речные и озер­ные воды и, наполнившись ими, поднимаются вверх и опорожня­ются в бездны хранилищ, и, когда наполняют их все, то расходят­ся, так как остаются частично твердыми по своей структуре. Итак, молния является защитой тех хранилищ и удерживает в себе всю воду, и пожирает всю ее соль и грязь, если, конечно, она из моря; и спускается ангел Господень, и древом драгоценного Креста явно подслащивает те воды. Впрочем, молния предшествует грому, за­вершает натиском свой путь в облаках и очищает, и приготавлива­ет их, и, если окажется промежуток в облаках, выстраивает их по прямой. Чаще всего она изливается в воздух, сверкая и вспыхивая у земли, и часто, если велик ее натиск, она появляется, сверкает и достает даже до земли, и все, чего коснется, пожирает и сжигает. Ведь силой воспламенения она обладает, превосходящей земной огонь, а может быть, говорю, и негасимый огонь Наказания. Что касается того, что Бог произвел эту молнию ради дождя, то это не мое мнение, ибо пророк говорит о ней: "Молнии Бог сотворил для дождя", - а другой пророк говорит: "Направляющий воды при помощи молний и ливнями выплескивающий в глотки облаков дож­девую воду". А сущность молнии происходит из небесного огня: подобно тому как солнце производит свое сияние через собственные лучи, так и молния является отблеском вечного огня, то есть нахо­дящегося над твердью. Представь же тот небесный огонь, который Илия молитвой низвел на дрова, и на всесожжение, и на жрецов сты­да, и на пророков Иезавели: молния стала материальным и овеще­ствленным отблеском этого огня".

Епифаний спросил: "Правы ли говорящие, что это пророк Илия громыхает в повозке и сверкает молниями в облаках и что он пре­следует дракона?" Отвечает святой: "Нет, дитя, совершенно не так! Крайне неразумно даже ушами воспринимать это; ведь только люди, поврежденные умом, из собственных измышлений написали такое, как "Христос, слепив из глины воробьев перед иудеями, дунул на них и бросил в воздух, и они полетели" и еще: "Снег стал мукою"; ведь как это ложь, так и то ложь. О, сколько чудовищного пропове­довали еретики, искажая учение - знай это! И нужно, чтобы каж­дый христианин отвергал такое. Илия, следовательно, не пребыва­ет на небе, вовсе нет, да и на колеснице не восседает, но, что касается дождей, то он имеет милость упросить Бога, чтобы в засушливое время Он дал земле дождь, поскольку никто не восходил на небо, но только Сын Человеческий, сущий на небесах. А он живет во пло­ти и находится на земле, живет и Енох и ходит среди многих, и нет никого, кто бы знал его, живет также и Иоанн Богослов и существу­ет в мире, как жемчужина в грязи, отпущенный жить во плоти на земле пред ликом Иисуса Христа, дабы заглаживать наши грехи и отвращать праведный гнев Его, направленный на нас, когда умно­жатся заблуждения наши до того, чтобы истребить нас за грехи наши. Так, многие праведники видели его,[21] но не открыли его из-за маловерия и суетливости порочного человеческого разума. Итак, эти трое будут жить до конца и, сразившись с Антихристом, победят его, и, таким образом, будут увенчаны венком мучениче­ства от Христа-Бога. Вот как обстоит дело с этим. А что до того, что молния испепеляет дракона, я не сомневаюсь, ибо это истинно; од­нако это не святой Илия посылает молнии, а ангел Господень, на­вечно для этого назначенный. Дракон же вот откуда берется: демон смотрит на змей и проникает в того змея, который понравится, и он срастается с ним и становится его компаньоном и товарищем в зло­деяниях, и по прошествии времени демон превращает змея в огром­ный, страшный, наглый и очень злой фантом; и он вовсе не отделя­ется от него, но пребывает в нем, нанося большой вред. Таким спо­собом змей превращается в дракона, зверя жестокого и гибельного, не только потому, что он существует как единое зло, но и потому, что проникает также и в дьявола, и зло становится двойным, соглас­но сказавшему: "Обрел сатана дьявола". И вот когда замыслит дья­вол, находящийся в змее, выйти из своего логова и учинить кому-нибудь вред или несправедливость, посмотрит Бог сверху и, не желая, чтобы свершилось зло, кивнет ангелу молнии, и тотчас тот начина­ет греметь на дракона и посылает поток молний, и испепеляет его. Дьявол же, заключенный в змее, защищая его, поднимается в воз­дух и убегает в ужасном страхе и трепете, вызванном молнией. Убе­гая же, он стремится повиснуть на человеке, с тем чтобы самому спас­тись, когда Бог пощадит человека. Но Бог, ведающий скрытое, узнав цель глупца, дает знак ангелу молнии и говорит: "Уничтожь друга с врагом", это означает, что "даже если он найдет убежище в святом, сожги его вместе с ним, а Я удостою раба своего большего утешения". Впрочем, где бы он ни настиг его, даже если тот найдет убежище на дереве, в поле, в доме, на корабле или в человеке, там он его и пора­жает, испепеляет и уничтожает его природу. Сатану же он ввергает в нерасторжимые оковы, сжигая молнией, вплоть до самого полного воздаяния".

Говорит Епифаний: "Отчего становится белым снег, падающий с неба, и как он затвердевает, обращаясь в снег?" Святой ответил: "Совершенно ясно, что, пока вода находится в облаках, по приказанию Бога, выходит из тверди дух, белый, как шерсть, и падает он на облака, еще наполненные водой, и делает воду белой сверх меры таким же образом, каким роса отбеливает воск. А вода, слишком белая и сладкая, спускаясь через воздух, затвердевает в снег под воздействием холодного воздуха. Но с той высоты она нисходит, будучи не такой тонкой, как когда достигает земли, но толще. Однако, нисходя, она разъединяется и разделяется на множество кусочков. Посмотри же на потрясающую силу Бога: когда Ему хочется, Он делает так, что на землю идет дождь, словно круглое зерно, который мы обычно называем градом, а в другой раз делает его мяг­ким по природе, обращая в снег, будто в шерсть, и в таком виде снег переносится на землю; а иной раз прикажет, и превращается вода в лед, а лед в воду: дивен, в самом деле, Господь в этом".

Епифаний промолвил: "Как объяснить: "ибо чаша в руке Госпо­да, полная питья - вина несмешанного, и Он наклонял ее из одной стороны в другую, но осадок его не был полностью вылит, и будут пить все грешники земли"?" Святой ответил: "Господь наш из­рек: "Кто жаждет, иди ко мне и пей". Мысль же сея духовна: ведь чаша - это Господь Иисус, совершенный Человек, вино несмешан­ное - Слово Божественности; Богом ведь и Человеком был одновре­менно Господь Иисус, чаша - человечность Его, вино несмешанное и истинное - божественность Его. Но без сосуда вино не держится; так и без плоти мудрость Бога была невидимой и не допускала об­щения с людьми. И вот, в руке Отца - Сын Человеческий, ибо Сам изрек: "Отче, в руки Твои предаю дух Мой". Теперь по поводу "пол­ная питья": вся Его божественность - сладкое питье, услаждаю­щее сердца наши, - тех, кто верит в Него, а "полная божественности несмешанной", то есть истинной, - это человечность Его. По поводу "наклонял из стороны в сторону": Он пришел, воплотившись, в на­род иудейский, дабы через вочеловечивание дать им познать заклю­ченную внутрь несмешанную божественность; но они не поверили. Он сотворил знаки и чудеса пред ними - они подумали, что Он сде­лал это при помощи магии. Но Отец, державший в руке Своей чашу, увидав, что не верят они единородному Его Сыну и что они убили Его, отнял благодать свою у народа иудейского. Все отнял Он у иуде­ев и передал римлянам, только осадок не был вылит полностью. Он повернул свою Благую Весть от иудеев к народам, хранимым Богом. Затем Он также излил на нас, апостолов, и Всесвятой Дух, и всякую благодать, и знание боговдохновенного Писания, только осадок его не был полностью вылит. И как осадок вина в бочке не выливается" так буква закона бездейственна и бесполезна, ибо надежда иудеев - осадок: ведь все еще рассеянные по всей земле, они пьют свое заблуждение в осадке, ожидая Антихриста".

Епифаний говорит: "Скажи мне, прошу, какое верное объясне­ние имеет следующее: "Я был рожден как скот перед Тобой, но Я всегда с Тобой!"?" Блаженный ответил: "От лица Христа говорит это пророк, потому что человеком стало бывшее с Отцом невидимое Слово и Бог - человек же называется разумным Божьим животным. И вот, поскольку Сын Божий стал Человеком, Он говорит Отцу: "Хотя Я и родился человеком от Тебя в эти последние дни, но благодаря Своей божественности Я всегда с Тобой"".

Епифаний спросил: "Что за объяснение имеет реченное Госпо­дом: "Не говорите пустого в молитвах"" Блаженный говорит: "Пустословие - это когда ты, став для молитвы, не говоришь: "Гос­поди, я согрешил, прости меня и помилуй меня" и тому подобное, но вместо этого говоришь Богу: "Господи, позаботься о моей еде, питье и достатке, дабы радовался я в этом мире, телесно наслажда­ясь плотскими радостями" - это и есть пустословие и тому подоб­ное. Бог же не любит, чтобы мы так молились, но чтобы искали преж­де "Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам"".

Епифаний говорит: "Что особенного имеют в своей природе демо­ны по сравнению с ангелами Божьими?" Святой ответил: "Какова сущность ангелов Божьих, такова и демонов: но лишь одно отделяет их друг от друга - что ангелы Божий непорочны и чисты, едва ли даже не безгрешны, а демоны бесполезны, черны, мрачны, грешны и прокляты. Ангелы сияют, а демоны источают мрак. Те - свет, эти - тьма. Чем отличается грешник от праведника, тем и демон от ангела".

Епифаний спросил: "Души праведников, где они сейчас?" Отве­тил святой: "Души праведников находятся в раю и созерцают те блага, которые им предстоит унаследовать после вызывающего тре­пет воскресения тел. Если же не восстанут драгоценные их тела, души сами по себе не смогут наслаждаться тем, что уготовано там для них".

Епифаний промолвил: "Какое объяснение имеет следующее: "Господь сотворил Меня началом путей Своих для деяний Своих"? Ведь из-за этого изречения погиб Арий, ибо полагал, что Сын Бо­жий есть творение". Святой ответил: "Человечность Сына Божьего говорит об этом через Соломонову мудрость. Предвечного Отца и Бога называет Он Господом, и "начало путей" говорит о Самом Себе, и это несомненно. Ибо Господь, говорит Он, сделал Меня Человеком в конце времен, назначил началом новых путей новой благодати и законодателем. А ведь сам Христос является началом спасения, на­чалом милосердия, началом любви, началом знамений новой благодати, началом наставлений, законов, кротости, смирения и мира. Сам Господь, будучи и Богом и Человеком, является началом воздерженности, всякой добродетели и благочестия; а всякая добродетель, которая ведет в рай, называется "путем" в Божественном Писании. Таким образом, Христос в своей человечности является началом всякого духовного пути, и повсюду Он называется также главой Церкви, поскольку первым указал все пути, ведущие в рай, как приносящий радость и наилучший законодатель. Вот что значит "Господь сотворил Меня началом путей Своих". Внемли же тому, что означает "до века Он положил Меня в основание". Здесь Он на­мекнул, что подразумевает свое вневременное порождение и что оно было сотворено прежде всех веков. Основанием Он считает Слово Отца: сначала был рожден от Отца единородный Сын Его и Слово Божие и был положен как основание, а вслед за основанием был со­творен век. Совершенно ясно, таким образом, что Слово Божие со­единяет века: ведь если бы Оно не было поставлено основанием, все творения нигде не имели бы связи. Говорит же апостол Павел, что в Нем и для Него было создано все, и через Него: "в Нем" говорит о Нем как об основании, "через Него" означает, что, будучи Словом Отца, от самого Отца происходил Он неизменно и завершал дело Творения, так что был и основанием и творящим в Себе все, потому что Он есть соединение видимого и невидимого. Вот почему Он говорит "До века Он положил Меня в основание". И апостол говорит: "Но каждый смотри, как строит: ибо никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос"". Епифаний говорит: "Как Арий и это исказил?" Святой ответил: "Это несчастный, услыхав: "Господь сотворил Меня", не понял, что о; говорит о человечности Сына Божьего, возомнил, будто о божественности Его сие было сказано. И я думаю, охваченный демоническим безумием, он впал в помешательство, ибо не понимал, что Христос одновременно является Богом и человеком, но заявив, что Он однороден, и выдумав ужасное, он свел к творению и созиданию божественность".                                                                                    

Епифаний спросил: "О чем говорит: "Боже, именем Твоим спаси; меня и силою Твоею суди меня?"". Блаженный ответил: "Речение это - общее для всего человечества, но скорее, это обращение Церк­ви к Богу. Ведь она кричит Всевышнему такими словами: "Боже, я имею тяжбу с дьяволом и идолами его, ибо он терзает меня, тира­нит своим лукавством. Но приди воплотившись, назовись Иисусом Христом, и я поверю имени Твоему! Именем Твоим спаси меня; ис­полни весь свой план, прими смерть за меня, восстань, будь возне­сен, воссядь одесную Отца; пошли мне Утешителя через апостоле! своих и, завершив суд мой, низвергни идолов; разрушь алтари, прекрати постыдные жертвоприношения, верни мне небесные обычаи силою Твоею суди меня. Присуди мне блага и чтобы по решению Твоему познавала я Тебя и соблюдала заповеди Твои, и охраняла живительные предписания Твои". Итак, имя - Иисус Христос, сила - Дух Святой, и Церковь просит у Отца, говоря: "Боже, Христом Иисусом спаси меня и через Святой Дух свой одари меня проницательностью". Ведь проницательность указывает человеку всякий бла­гой путь и не позволяет, чтобы он поскользнулся на дурном пути. Поэтому и стоит она во главе всех добродетелей: от нее ведь рожда­ется любовь, а из любви - милосердие, так что проницательность рождает всякое благодеяние, изливая как свой первый плод доброе дело, затем невинность, мир и кротость. Ведь проницательность - это разум Святого Духа, и когда он помещен в человеческий ум, дабы остаться в нем, он создает более приятное расположение ума с по­мощью духовных ощущений. Что еще? Проницательность взвеши­вает любую мысль и берет из нее, что есть здравого, и отдает разуму для сохранения и выполнения, а что есть испорченного, изгоняет из ума и, наподобие пращи, далеко отбрасывает".

Епифаний спросил: "Почему святой Павел говорит, что "всякий грех есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела"". Святой ответил: "Всякий грех есть грех души, а блуд - грех тела, ибо женщина была создана из ребра Адамова, так что двое есть одно тело. Ведь всякий грех есть вне тела, то есть, не в теле творится или совершается, но в душе, в уме и в духе, как я уже сказал. И ведь не от тела получает наслаждение лжец или клятвопреступник, или клеветник, или творящий какое-либо другое беззаконие, но только распутник совершает грех в собственном теле. Как свинья, когда она вываляется в грязи, оскверняет не то, что у нее внутри, но дела­ет отвратительной и вонючей всю свою шкуру, так и развратник, предаваясь сладострастию и распутству и делая отвратительны­ми тело свое и душу, ходит, являя собой посмешище для невиди­мых врагов и демонов. Итак, против собственного тела грешит он, оскверняя его - и не только его, на самом деле, но и тело женщи­ны, которое обнимает, ибо муж, имеющий жену, и жена, имеющая законного мужа, не владеют собственными телами, потому что мужу принадлежит тело его жены и жене принадлежит тело ее мужа, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, если жена распут­ствует, против тела мужа своего грешит, если же муж согрешит, то согрешит против собственного тела жены. Таким образом, против собственных тел грешат, когда не своих любят, а чужих, поскольку собственное ложе оскверняют. И поэтому всякий грех есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела; а когда не имеющий жены распутничает, словно свинья, валяющаяся в грязи, тело его становится отвратительным и вонючим, а душа - черной, как душа Демона. Любой грех страшно омрачает душу, блуд же делает тело зловонным и позорным".

Епифаний говорит: "Кого Евангелие называет мамоной?" А тот отвечает: "Мамона есть мытарь, грабитель, корыстолюбец, безза­конно пожирающий дома вдов и сирот, притесняющий и угнетаю­щий их. И мамоной называется демон корыстолюбия, в ведении которого находится эта страсть".

Епифаний спрашивает: "Что означает сказанное: "Сыновья Твои, как масличные деревца вкруг стола Твоего"?" Блаженный ответил: "Взгляни, о возлюбленный друг мой, на святые алтари во время приводящей в трепет литургии, и ты увидишь вокруг стола сыновей Божьих, стоящих со светильниками, словно масличные деревца в винограднике: я говорю о новообращенных, которые в час священнодейства, будто прекрасные деревца, пересажены из тьмы на свет. Ведь пророк сказал об этом, подразумевая именно их".

Епифаний спросил: "А какое толкование имеет сказанное Исайей: "Мертвые не увидят жизни, ни врачи больше не встанут"?" Ведь приверженцы еретиков горячо убеждают нас, говоря, что не будет воскресения мертвых". Блаженный отвечает: "Зевс, Аполлон, Гермес и Кронос, Гера и Артемида, и весь список идолов - все они мертвы и слепы. Ведь пророк называет их мертвыми, потому что это кам­ни, золото и серебро, они не жили и не будут жить вовсе, ибо не на­делены душой и мертвы. Поэтому и эллины приблизились к ним, заблуждаясь во мнении, будто они были врачевателями, и принося им жертвы. И вот, глядя на это, - я подразумеваю отсутствие души и чувств у идолов, к которым, как к докторам, подходили заблуждающиеся народы, - пророк метафорически сказал о них так: "Мертвые не увидят жизни", то есть боги эллинов, каменные и деревянные, серебряные и золотые, глиняные и медные, будучи мертво, материей, "ни врачи - те же самые статуи, уничтоженные Христом, - больше не встанут"".

Епифаний сказал: "Что означает: "Камень, который отвергли строители, сделался главою угла"?" Святой ответил: "Камень этот есть Христос, отвергнут же был книжниками и старейшинами народа иудейского и стал главою Церкви народов, которая названа углом. Углом же называется, потому что не весь мир поверил во Христа, но только упорный эллинский народ, уподобленный углу, то есть мы христиане".

Епифаний спросил: "Что означает: "Там возращу рог Давиду, поставлю светильник Помазаннику Моему"?" Блаженный отвечает: "Бог возрастил рог Давиду - это совершенно ясно - от Святой Богородицы, а в качестве светильника приготовил Отец милосердия Сыну Христу блаженного Иоанна Предтечу".

Епифаний сказал: "Какое решение имеет следующее: "Свидетель­ство Господа верно, умудряет младенцев"?" Святой ответил: "Дух Святой является свидетельствующим о Господе Иисусе Христе; ведь сам Господь говорит ученикам своим: "Когда придет Утешитель, которого Я пошлю вам от Отца, Дух истины, который мир не может принять, ибо не видит Его, Он будет свидетельствовать обо Мне''. Ясно, что свидетельство Господа есть Дух Святой. Так же следует понимать таинство у Иордана, ибо там Утешитель свидетельство­вал о Сыне, так же как и на Фаворе. Итак, поскольку свидетельство Господа Святым Духом называется, под младенцами следует пони­мать апостолов, которые до принятия Духа Святого были младен­цами умом из-за того, что были несовершенны. Когда же апосто­лы сидели в горнице, пришел Утешитель после спасительного вознесения и сделал их, прежде неграмотных и бывших рыбаками, мудрее риторов и всех тех, разумом которых восхищались, ничего от них не взяв в качестве платы, кроме искренней веры и любви. Однако слово это может переноситься и на тех младенцев, которые, встречая Господа с пальмовыми ветвями, восхваляли и прославля­ли Его, в то время как мудрецы и книжники не догадались сделать эту самую малость, известную младенцам от Святого Духа".

Пока блаженный Андрей беседовал об этом с Епифанием, насту­пил глубокий вечер, и они расстались. И Епифаний отправился в дом свой, трепеща и дивясь мудрости и знанию, исходившему из уст блаженного, и говорил: "Воистину, никто не может говорить об этом с такой определенностью, если Бог не пребудет с ним", а блаженный Андрей, в свой черед, по обычаю предался своей ночной борьбе, испол­няя привычную службу.

Однажды, когда забавлялся он в месте для прогулок, в портике, называемом Мавриановым, случилось так, что, свернув с широкой улицы, оказался он у Каменных Ворот. А был это день, в который отмечалось мученичество во имя Христа великомученика Фирса.[22] Итак, как было сказано, он оказался вблизи Каменных Ворот и ви­дит: вот какой-то человек возвращается из усыпальницы этого свя­того[23] и идет к себе домой. И показалось справедливому духовному оку праведника, что был он весь черный и мрачный, и множество демонов, шедших впереди и сзади, распевали какую-то песню о нем, приплясывая и говоря: "Он-то теперь наш!" И снова кричали: "Он похож на нас!" Остальные же, отвечая на этот припев, говорили: "Смотрите-ка, мы выиграли его всего и таким, какой он есть, и нет ни у кого на это возражений, потому что он целиком наш и нашего отца". Такое говорили они о нем и многое другое, что невозможно написать, и, веселясь, тянули его. Они ведь знали, что назавтра выйдет он из своего тела, и поэтому радовались погибели его. А бла­женный, остановившись и увидев это, впал в великую печаль, пото­му что знал, что они раз и навсегда заполучили его, так как с самого своего юного возраста он был развратником, постоянно занимав­шимся кровосмесительством и распутством. Он ведь не знал ни церк­ви, ни причастия, ни молитвы, не верил ни во что духовное, но во все плотское, во все демоническое, ибо все его дела были развратны­ми, ужасными и сатанинскими. Всю свою жизнь он растратил с блуд­ницами, пьяницами и кифаристами, наслаждаясь ими. И вот, когда несчастный направился к своему дому, праведник последовал за ним, желая увидеть, где он живет. Узнав же, на другой день снова при­шел к его дому и встал поодаль, желая посмотреть на происходящее с ним. А нашел он его пойманным в западню смерти, лежащим и совершающим какие-то привычные для него безобразные действия. И было там много его близких, которые пришли, чтобы проведать его, также многие другие стояли и оплакивали его, поскольку он выкрикивал что-то ужасное и постыдное, причем не сам он творил это, но дьявол, завладевший им. Праведник-то видел сатану, входившего и выходившего через уста его то в облике мыши, то змеи или ехидны и кричавшего через органы несчастного иногда как кошка, а иногда как собака или свинья. Он сунул руку в свой зад и попробовал свои испражнения - от большого смятения он ведь облегчился, приблизившись к удару смерти. Вот так несчастный, будучи выставленным на посмеяние и явившись позором для всех, пришел к горькому концу. И ведь никогда душа его не отклонялась в сторону, но, шествуя прямо к бездне ада, достигла ее и там была скорейшим образом заключена в вечной тьме.

И вот когда тело его было похоронено и некоторые пришли к его жене ради утешения, они сели и повели речь о его жизни и о том, каким он был тяжелым человеком. И одни говорили о нем, что был болтливым, невоздержным на язык и распутным, а другие - что где бы он ни увидел женщину, будь то девица, или чья-то любовница, или замужняя, с этого момента она не могла убежать из его рук, до тех пор пока он не удовлетворял свое дьявольское желание. А жена его рассказала о нем следующее: "С тех пор как я вышла за него замуж, он ни в церковь ни разу не заходил, не молился, не осенял лицо свое крестом, не причащался, но на всю ночь уходил в публичные дома. Если же он приходил сюда и если я говорила ему хоть что-нибудь, он вообще не отнимал палки от моего несчастного тела. Он творил любые издевательства надо мной. Но когда позавчера он почувствовал сердечное сокрушение и пришел ко мне на ложе (ибо душа его смягчилась), я начала увещевать его, как только мы легли, а он мне сказал: "И что ты хочешь, чтобы я сделал? Ответь мне". Я же говорю ему: "Я хочу, чтобы завтра мы пошли хотя бы к святому Фирсу, потому что это день его памяти, и чтобы там присутствовали на святой литургии, и чтобы, причастившись к святым Христовым таинствам, мы получили просветление и очищение, и чтобы ты, несчастный, стал христианином хотя бы на один день, и, может быть) Бог внушит тебе страх пред Ним, и ты постараешься избавиться от прежних грехов своих и возьмешься за дела праведные, и таким образом мы сможем войти в жизнь вечную". Он же согласился поступить так.

С наступлением утра мы отправились в священный храм святом великомученика Фирса. И когда мы вошли внутрь, я принялась молиться, а он стоял, усмехаясь, и ни головы не опустил к колену, чтобы поклониться святому мученику, ни крестом не осенил лица своего, ни иконы святого не поцеловал, но стоял с опущенными руками, насмехаясь над теми, кто молился Богу. Когда же я окончила молитву, то повернулась и говорю ему: "Что ты, несчастный, стоишь, как бездушный истукан, и даже не запечатлеешь знак владыки Христа на лице своем? Или ты совершенно поглупел, жалкий, и сто­ишь, будто среди иудеев? Ну не боишься ты Бога, так хотя бы посты­дись людей, пойди помолись, как я сказала тебе". Говорит он мне: "Кому молиться? Покажи мне". Я же показала ему икону святого мученика, а он произнес: "И какая в ней сила, если она бездушна и бесчувственна? Увы, тщетен обман бесчувственных: ведь в чем она может помочь? Говорю тебе, стена, помоги мне!" Произнеся это, несчастный в страхе выбежал вон из церкви. Я же, испуганная его злословием в адрес святого, начала просить его пощадить негодни­ка за неразумие и не наказывать его за кощунство. И внезапно слу­чилось, будто ум мой был перенесен на икону мученика, и я слышу, как она говорит мне: "Я-то сочувствую, но Бог разгневался на него и не выдержал: поэтому Он приказал, чтобы завтра он был вырван с корнем и память о нем была сметена с земли, и он узнает в огне негасимом, что истинна слава настоящих друзей Бога и мучеников". По окончании божественной литургии я вернулась домой и нашла его охваченным неистовой лихорадкой и лежащим на ложе, как вы видели". Когда жена его произнесла это, трепет охватил всех находившихся там, и они сказали: "Действительно, Бог поругаем не бы­вает, ибо суды Его невозможно обмануть, и Он воздаст каждому по делам его".

Итак, возлюбленные друзья, не только из уст того блаженного я услыхал об этом, но и от жены того несчастного. А она ведь расска­зала это ради пользы и для того, чтобы боялись Господа и всегда избегали блуда, распутства, пьянства и днем и ночью искали помо­щи Божьей, и чтобы не презирали мучеников Божьих и святых мощей их, и священных икон.

Однажды святой гулял по людной площади вблизи колонны, ко­торую воздвиг блаженной памяти Константин - царь, среди свя­тых пребывающий (он, говорят, и драгоценные гвозди, вбитые в животворное тело Христа, поместил в высоко установленную статую во славу Бога и для защиты и оплота царственного города). Вдруг какая-то женщина, осененная дивным духом, когда открылись ее Духовные очи, увидела, как блаженный шествует среди толпы, свер­кая, словно огненный столб или огненное копье, брошенное в воздух и светящееся. Какие-то глупцы раздавали ему затрещины, дру­гие били по шее, и многие, глядя на него с отвращением, говорили: "Господи, даже врагу не пожелаем, чтобы с ним случилось такое". А позади него шли какие-то мрачные демоны, слушали и пригова­ривали: "Да, пусть Бог прислушается к вашей молитве и не подни­мет вовеки другого такого; ведь никто не жег наши сердца так, как этот неугомонный, ибо, не желая служить своему господину, он прикинулся глупцом и теперь насмехается над миром". Вот что они говорили. А женщина видела, что темные демоны отмечали тех, кто бил праведника, и приговаривали: "Хоть этот их проступок нам в уте­шение, потому что они несправедливо бьют его и совершают грех, но мы непременно будем судить их под этим предлогом в их смерт­ный час за то, что избранника Божьего несправедливо избивают, и нет им за это спасения". Услыхав же такое, блаженный, ведомый могущественной силой Божьей, при помощи божественного духа уничтожил их знаки и осудил их, сказав: "Вам не позволено отме­чать их, ибо я упросил грозного моего Господина не вменять им в грех то, что они бьют меня: ведь они не ведают, что творят, и незна­ние дает им основание для защиты".

И вот когда женщина услыхала, как праведник говорит с теми мрачными, посмотрела она на небо и увидела словно бы ворота, от­верзающие небо, и вылетающую из них стаю прелестных ласточек; и среди них был голубь, белый, как снег, и очень большой. И вместе с ласточками он опустился на блаженного, неся в своем клюве лист оливы с цветком из сверкающего золота, и, обратившись к бла­женному человеческим голосом, произнес: "Прими этот лист, ибо Вседержитель Отец и Сын Саваоф сам послал тебе его из рая как примету, потому что ты милосерден и человеколюбив, так же как милосерден и человеколюбив Он сам. Смотри же, как восславит Гос­подь тебя еще и еще, и возвысится в тебе святое имя Его из-за того, что ты решил не считать грешными тех, кто бьет тебя каждый день". Сказав это, он опустился ему на голову, и был он весь покрыт сереб­ром, а спина - золотистой зеленью, а глаза его как драгоценные жемчужины, и ноги его окрашены в царственный цвет, и крест из цветов на голове его, и вокруг него - громкое щебетание ласточек.

Наблюдая такое, та благочестивая женщина была сильно пора­жена, а придя к себе, сказала: "О, какова доброта Божья! Сколько светочей имеет Он на земле, и никто не знает об этом!" Не раз она в то время хотела поведать кому-нибудь о своем видении, и внезапно какая-то божественная сила мешала ей, ввергая в трепет, и в конце концов она стала добровольно скрывать это чудо. Поэтому однаж­ды праведник встретил ее и говорит: "Ныне храни мою тайну, Вар­вара (таково было ее имя), и никому не рассказывай ее теперь, до тех пор пока я не приду к месту дивного крова, к дому Бога". Она же ему ответила: "Вряд ли я и хочу: если же я захочу рассказать кому-то, то не смогу, драгоценный светоч и предивный избранник Господа, ибо запрещает мне невидимая сила, и находит трепет на мои кости, и крепость во мне колеблется".

В то время как дивный Андрей был замечен в таких чудесных вещах, Епифанию выпала на долю тяжелая война с блудом: ведь про­клятый сатана, завидуя ему, послал на него дракона-сотника, чтобы печалью истребить и уничтожить с земли память о нем. И вот Епифаяий, сильно терзаясь, загрустил, горько опечалился и, не зная, что ему делать с той бедой, которая с ним приключилась и сильно беспокоила, отправился искать блаженного Андрея. Он изложил ему все, попросил освободить от дьявольского недуга и ни в коем случае не оставлять без внимания, дабы и впредь ему не подвергнуться испы­танию: ведь, по его словам, он ужасно страдал от этого дьявольского нападения. А блаженный, будучи, в сущности, истинно нежным и в высшей степени сочувствующим, пожалел его, словно бы родного сына, и промолвил ему: "Сладчайший сын мой, нас обуяла горды­ня, и поэтому дракон получил свободу в отношении нас, для того чтобы мы постигли свою ничтожность и поняли, что наша сила - ничто по сравнению с сатаной и его лукавством, но что все - от гроз­ного Бога: будь то победа, или мужество, или молитва, или пост, или что другое, что найдется в нас, все это Божьи дары, даже воля наша. Ведь и Он сам сказал: "Без Меня ничего не можете сделать" и "Вся человеческая праведность пред ликом Господа - как тряпье женщины во время очищений". Ныне же, дитя мое, я повелеваю тебе, и послушание твое сделает свое дело: итак, завтра утром или вечером пойди в храм великомученика Акакия в Гептаскалоне, ту­да и я мысленно приду к тебе, и, таким образом, мы оба будем молить его с горькими слезами, чтобы он поговорил об этом с человеколю­бивым и добрым Владыкой. И знаю, что это удастся ему, ибо великую откровенность имеет великомученик пред Господом из-за истинно­го своего мученичества и из-за драгоценной крови, которую пролил он добровольно за любовь свою, и что сбудется наше желание, и об­ретем покой. Когда же ты предстанешь перед ним, не впадай в пусто­словие, но сокрушенным духом и смиренным сердцем, со слезами, глубокими вздохами и горестными словами моли его о милости, и я знаю, что ты тотчас узришь славу Божью. Да, дитя мое, ты сдела­ешь так, и будет исход тебе, как я сказал". Когда Епифаний услы­шал это, то пал к его драгоценным ногам и, облобызав его святым лобзанием, удалился.

А с наступлением утра отправился Епифаний в храм почтенного Иоанна Крестителя и там присутствовал на литургии. А к вечеру он пошел в храм святого Акакия. Был седьмой час, и ворота храма были заперты. Он же, сидя в портике, молил святого сделать так, чтоб не ушел он отсюда пустым. И когда прозвучал сигнал к вечернему гим­ну и храм открылся, он первым вошел, стеная, сокрушаясь и смешивая мольбу со слезами. Когда же он приблизился к гробнице му­ченика, в душе своей изрек ему следующее: "Безгрешный светоч, возлюбленный Господом, предивный и благоуханный, святой мученик Господень, помилуй меня, слабого и несчастного, страждуще­го из-за множества заблуждений, тяжких и злых деяний, из-за дей­ствий сатаны-дьявола! Уврачуй мои болезни, очисти мои раны, из­лечи мои язвы и рубцы от моих страданий. Смотри, вот пес, взгляни на змея, воззрись на волка, на медведя, на льва, рыкающего на меня, дабы совершенно уничтожить меня, и с помощью физической силу обращающего к противоестественному. Не медли, милостивый, не пренебрегай, о медоточивый, моими полными стыда слезами, но отгони его от меня грозной пращой своего заступничества: ведь ты, как чудный воин Иисуса, можешь давать просящим то, чего они жаждут". Изложив все это со слезами мученику за истину, Епифаний тут же увидел словно бы образ молнии, которая вышла из гроб­ницы святого и окружила его. И был он приятным и очень горячим, ибо горячим было благорасположение мученика, сошедшее на него. И снова видит он: вот из гробницы повеяло благовонием, словно от лилий и роз и как от драгоценного мирра, и голос прозвучал ему, говорящий: "Внял я твоей мольбе, ибо и до тебя тот, кто разыгры­вает юродивого ради Господа, просил за тебя: итак, ступай, а я по­молюсь об этом Творцу и Богу; я прикоснусь к драгоценным стопам Его. Знаю, что не пренебрежет Он моей мольбой". И тотчас голос прекратился. Епифаний же, удивившись силе святого, стал молить его поторопиться со своей молитвой: "Ибо я хочу, - говорит, - о любимый великомученик Христов, чтобы ты совершил все это для раба своего до полуночи и чтобы я узрел хотя бы в видении сладчайший лик твой, несущий мне отраду и помощь". Сказав это и облобызав гробницу святого мученика, он удалился.

Войдя же в свою комнату, он пробыл там до девятого часа ночи и, уснув ненадолго, вдруг увидел, будто какая-то толпа стоит в его комнате, причем одни были одеты в белое, другие в красное. Среди ни был и мученик Акакий, сверкающий, будто жемчужина, и имеющий цветущий вид юноши среднего роста, чей драгоценный подбородок лишь недавно увенчала борода; и он обратился к Епифанию: "Я услышал твой голос и сказал Владыке о том, что ты просил меня, и Он ответил мне, чтобы я сделал с тобой, что пожелаю. Через меня Господь предоставляет тебе помощь, и притесняющий тебе дракон убежит в страхе". А тот ответил: "Да, господин мой". И тотчас видит он золотой сосуд, принесенный ему, имеющий изображения Владыки и Божьей Матери, а также херувимов и серафимов обеих сторон. "И увидел я в сосуде нечто ярко-красное и весьма благоуханное". И как бы смешав это со святой водой и разведя, он дал выпить Епифанию, сказав: "Мир тебе". И удалился со всей своей свитой. Пораженный, Епифаний проснулся наконец, обдумал; увиденное и обнаружил, что уста его словно сладкий мед. Он про­тянул руки к небесной вышине, возблагодарив милосердного Бога и святого мученика.

Избавившись, таким образом, от того тягостного испытания, на следующее утро он встал, взял с собой одного из отцовских слуг, а та же четыре просфоры и свечи и отправился в священный дом мученика. И как только он вошел внутрь со словами благодарности, с исповедью, изливая поток слез, снова увидел воочию Христова мучени­ка, одетого в красный плащ, который шел ему навстречу, с великой радостью принимая принесенное им и обращаясь к нему: "Я снова пожелал увидеть тебя здесь, о Епифаний, потому что слишком при­ятен для нас, друзей Христа, путь богобоязненных: ведь мы не столько радуемся приношению борющихся, сколько чистой душе и вашему сердечному расположению. Вот почему я хочу, чтобы ты, памятуя о моей дружбе, часто приходил сюда, ибо я стану тебе по­мощником и буду духовно сопровождать тебя во все дни твоей жиз­ни, и ты будешь моим, потому что я полюбил тебя и решил, что ты будешь мне возлюбленным другом. Посему и имя твое я собствен­норучно написал здесь, с левой стороны под амвоном, ибо Господь поручил тебя мне, дабы я о тебе заботился. Итак, приходи сюда по­чаще, чтобы видеть мою ответную любовь к тебе". Когда Епифаний услышал это, он остановился безмолвно, глядя ясными очами на мученика. А один из церковных служителей заметил, как он при­стально смотрит куда-то перед амвоном, и, решив, что видит поме­шанного, печально сказал: "Смотри-ка, такой красивый юноша, а сумасшедший!" И вот когда мученик исчез, он обошел вокруг хра­ма, молясь и прося Бога о его доброте.

А после того как Епифаний прослушал литургию и с великой радостью вкусил Божьих даров, он удалился, дивясь скорому учас­тию и помощи мученика. Таким вот образом освобожденный от тя­желого испытания благодаря заступничеству прекрасного посред­ника - блаженного Андрея (потому что именно он посодействовал его сближению с мучеником), Епифаний сперва поблагодарил Бога, затем святого мученика Акакия и, наконец, Андрея, слугу Спаси­теля. С тех пор Епифаний часто бывал в священном храме мучени­ка, с любовью и большим желанием, подолгу наслаждаясь драго­ценным его покровительством.

Когда совершалось всенощное бдение в святой гробнице, нахо­дящейся во Влахернах[24], отправился туда и блаженный Андрей, творя то, что было у него в обычае. Был там также Епифаний и один из его слуг вместе с ним. А поскольку он обычно стоял, сколько его Рвение давало сил, иногда до полуночи, иногда до утра, уже в чет­вертом часу ночи[25] увидел блаженный Андрей воочию святую Бо­городицу, очень высокую, появившуюся со стороны Царских Ворот с грозной свитой. В ее числе были и досточтимый Предтеча, и Сын Грома, держащие Богородицу под руки с обеих сторон, и многие Другие святые, облаченные в белое, шествовали пред нею, а иные следовали за ней с гимнами и песнопениями духовными. И вот, когда они приблизились к амвону, подошел блаженный к Епифанию и говорит: "Видишь ли ты Госпожу и Владычицу мира? " Он же отве­тил: "Да, отец мой духовный". И пока они смотрели, Богородица, пре­клонив свои колени, долго молилась, орошая слезами богоподобный и пречистый лик свой. А после молитвы она подошла к алтарю, про­ся за стоящих вокруг людей. И вот когда она окончила молитву, с прекрасным достоинством сняла с себя мафорий, который носила на своей беспорочной голове и который видом был как молния, и, взяв его своими пречистыми руками, - а был он велик и грозен - распростерла над всеми стоящими там людьми. И его в течение дол­гого времени видели дивные сии мужи распростертым над народом и излучающим славу Божью, словно янтарь. И до тех пор, пока была там Святая Богородица, был виден и он, а после того, как она уда­лилась, его больше не было видно, ибо она, конечно, взяла его с со­бой, а благодать оставила находящимся там. Епифаний увидел это через посредничество богоносного отца: ведь сам он, имея возмож­ность видеть все это, передал ему свое видение как посредник. Опекая его во всем, он наделял его великолепной славой.

В другой раз, когда блаженный забавлялся на ипподроме, как ему было свойственно, и выделывал нечто непотребное, глядевшие на него люди - одни расстраивались, другие, испытывая отвраще­ние, проклинали и поносили его, потому что он вел себя как злой демон. А один из вельмож, проезжая мимо, увидел его и с отвраще­нием плюнул; слуга же Христов, долго всматриваясь в него и про­зрев все, что происходило с ним, говорит: "Хитрый и блудливый хулитель Церкви, посмотри, ведь не ради Церкви, а ради сатаны ты просыпаешься и встаешь в полночь. Но гляди: пришел час твоей расплаты, дабы получил ты в соответствии с тем, что сделал, хотя и думаешь укрыться от грозного ока Испытующего". Услышав ска­занное, тот пришпорил коня и уехал: а был это морской хартуларий родом из Амастры. А через несколько дней он заболел ужас­нейшей болезнью и стал понемногу угасать. Его носили от одной церкви к другой и от одного врача к другому, но не было искомого средства. А когда наступила ночь, святой увидел вблизи своего дома ангела Господня, явившегося по воздуху с запада, и был он огнен­ный, с дикими глазами, и выражение лица его - как пламя, пыла­ющее в лесу; он скрежетал зубами, желая уничтожить его, и с ог­ненной палицей в руке подошел к дому того несчастного, беснуясь и угрожая искоренить его до основания. Когда, наконец, он оказал­ся у больного, то услышал голос, рекший будто бы с вышины: "Бейте насмешника, содомита, прелюбодея, развратника, нечестивца и зло­дея, и пока бьете, так ему говорите: "Будешь блудить?"". И вот он начал бить его и приговаривать: "Будешь блудить? Будешь прелюбодействовать? Будешь вставать чуть свет ради дьявола?" И голос тот был слышен, и звук палицы непрерывно доносился, а бьющего не было видно. Под таким давлением несчастный волей-неволей согла­сился и вымолвил: "Не буду блудить вовеки, только помилуй меня!" Так, истязаемый три дня и три ночи, он повторял: "Не буду блудить", и так он обрек свою несчастную душу на вечное наказание.

Я записал это, друзья, со слов блаженного Андрея, для пользы наших душ, чтобы мы поразмыслили, как живем в этом мире: ведь ничто не скрыто от Бога и святых Его. А когда я спросил праведника, каким образом тот человек совершал свой грех, он ответил, что было у него два евнуха, которыми он пользовался для распутства. А они, бегая туда-сюда, поставляли ему без разбора девиц, блудниц, замуж­них, монахинь, женщин развратных и беспутных. И так, поглощен­ный этим, он вставал до того, как прокричит петух, и шел туда, где встречался с пособниками его гибели. Часто его жена спрашивала, куда он уходит в такой час, а он отвечал: "В церковь". А на самом деле он занимался сначала дьявольским делом, а потом приходил в церковь[26], пятная ее и испуская зловоние. Многие же, видя, как он рано встает, говорили: "Вот святой человек". А он был скрытый дья­вол, Бог же гнушается теми, кто совершает подобное. Это, друзья, как уже было сказано, я решил передать и вам, как своим возлюб­ленным, после того как светоч поведал мне.

ОТКРОВЕНИЕ АНДРЕЯ О КОНЦЕ МИРА

Однажды, когда Епифанию и блаженному Андрею представилась возможность провести в досуге хотя бы одну неделю, Епифаний взял его к себе домой. И когда они сели одни, Епифаний стал просить блаженного: "Ответь мне, прошу, как и когда произойдет кончина этого мира, а также что есть начало мук и как люди узнают, что оно уже близко, при дверях? По каким признакам будет видна кончина, и куда уйдет этот наш город, новый Иерусалим, и во что превратятся находящиеся в нем святые храмы, кресты, драгоцен­ные иконы, книги и мощи святых? Открой мне, прошу: ведь я знаю, что о тебе и о подобных тебе сказал Сын Божий: "Вам дано знать тай­ны Царствия Небесного", и насколько больше, чем тайны этого мира!"

А блаженный ответил: "Знай же о нашем городе: вплоть до кон­чины ни один народ не пленит и не возьмет его, ни в коем случае, ибо он отдан под покровительство Богородицы, и никто не похитит его из ее рук. Ведь многие народы будут нападать на его стены и сломают свои рога, отступая с позором, но унося из него дары и большое богатство.

Выслушай и о начале мук, и о кончине мира, и об остальном. Поднимет Господь Бог во дни последние царство из бедности, и будет он (=царь) шествовать в великой праведности, и прекратит всякую войну, и сделает бедных богатыми, и будет все, как во времена Ноя (уподобляй, конечно, одних людей другим, имея в виду не испор­ченность живших тогда, а их избавление от бед): ведь будут люди во все их дни очень богаты, будут в непрекращающемся мире есть и пить, жениться и выходить замуж, и, не боясь войны, в беззаботно­сти будут предаваться земным делам. И когда не будет больше войны, перекуют они клинки свои в серпы, а копья и дротики - в орудия, которыми будут обрабатывать землю. А после этого он обратит лик свой на восток и усмирит сынов Агари[27], ибо разгневается на них Господь из-за злословия их. Посему он подвигнет и поднимет царя римского против них, и он полностью уничтожит их и испепелит в огне детей их; и сами они, отданные в его руки, будут преданы жесточайшему огню. И будет восстановлена вся Иллирия в Римской империи. И Египет принесет дань свою. И нало­жит он десницу свою на море и укротит светловолосые народы, и сми­рит врагов под рукою своею, и будет держать свой скипетр трид­цать два года. А на двенадцатый год своего царствования не будет собирать подати и дары, но восстановит святые храмы и воссоздаст разрушенные алтари. И не будет больше суда, ни притесняющих, ни притесняемых, потому что он с помощью страха заставит сынов человеческих быть благоразумными, а преступников из знати сми­рит и предаст смерти. Ведь в те времена все золото, где бы оно ни было укрыто, по указанию Божьему будет обнаружено пред властью его, и веялкой он развеет его среди людей своих, и станут богатыми великие его, и будут, как цари, а бедные станут, как правители. И бу­дет у него великое рвение, будет преследовать иудеев, и в городе этом не найдется ни одного исмаилита. И он крепко свяжет этот город, и не будет ни одного играющего на лире или кифаре или совершаю­щего постыдное дело, ибо всех таких людей он возненавидит и сме­тет из града Господня. И будет тогда великая радость и ликова­ние блага придут из земли, а из моря - богатства. И будет так, как при Ное, когда веселились в мире, пока не пришел потоп.

А по прошествии этого царства наступит начало мук. Тогда под­нимется сын беззакония и будет царствовать в этом городе три с половиной года, и сделает так, что наступит беззаконие, которого не бывало от начала мира, да и не будет. Ибо, воссев, он объявит! чтобы отец сходился с дочерью, и сын с матерью, и брат с сестрой; если же нет, то сопротивляющийся будет приведен к смерти и при­равнен к Иоанну Предтече в Судный День. Тогда он соединит мо­нахинь с монахами, а также со жрецами, и станет беззаконие сово­купления хуже убийства, а сам он растлит мать и дочь, и в это вре­мя, пользуясь вседозволенностью из-за проклятой безнаказанности, глупцы станут бесстыдно ржать на собственных сестер. И подни­мутся гниль и зловоние, как мерзость пред Господом, и жестоко разгневается Господь Бог, и в великой ярости посмотрит на всю зем­лю, и повелит своему грому в вышине и молниям, и начнут они мощ­но низвергаться на землю в великом страхе, и многие города будут сожжены в огне, а люди от грохота устрашающих тех громов будут скованы великим ужасом и умрут ужасной смертью, а многие бу­дут испепелены молниями. Горе же земле от угрозы Вседержителя и от безграничного гнева и ярости его, уже надвигающейся на весь обитаемый мир! Но скипетр этот будет сломан и брошен в неуга­симое пламя. А после тех дней блаженны живущие в Риме или в ризе, или в Арменопетре, или в Стробиле, или в Кариуполе, ибо в этих городах и местах они обретут покой. Ведь во всех остальных местах войны будут и смуты, и большое смятение, по слову сказав­шего, что "вам предстоит услышать войны и молву о войнах" и так далее.

А после этого поднимется другой царь над этим городом, и он будет грозным ослом, отрицающим Иисуса Христа. Прочитав писа­ния эллинов[28], он обратится к эллинству и сотворит войну со свя­тыми, и будет преследовать Церковь Божию. А через несколько дней царствования он испепелит в огне храмы святых. Драгоцен­ный крест он назовет виселицей. Тогда он склонит священников к падению и будет прилюдно истязать народ на улицах. И в те дни восстанут родители на детей и дети на родителей и убьют их. А брат предаст брата и друг - друга. И многие, признающие Господа на­шего Богом и Царем всего, наденут венцы мученичества. Тогда, из­гнав живущих на островах, он погонит их в земли Фракии и Македонии. И превратятся острова в пустыни, в пещеры демонов и змей. И будут ужасные удары высоко в небе, и великие землетрясения, и падение городов. Ибо восстанет народ на народ и царство на цар­ство, и будет страшное разрушение на земле, и скорбь, и терза­ние сынам человеческим. Тогда с быстротой молнии явится огонь с неба, грозно затеняющий все лицо земли, и многочисленные стаи птиц, и тогда земля наполнится гнусными змеями, пожирающими людей, снисходительных ко грехам. Ибо все это и есть начало мук.

А после того как придет к концу это безбожное царство, явится царь Эфиопии из первого рога, который, как говорят, будет держать кормило власти двенадцать лет. Он будет добрым и станет царствовать в мире, и восстановит храмы святых, разрушенные до него, и, как благой царь, будет любим народом, и при нем любовь к Гос­поду распространится во всем обитаемом мире, и будет радость и веселие.

Но минует и это царство, и придет другой царь из Аравии, как говорят, на один год. И в его царствование будут собраны воедино святые части драгоценного и животворного древа, по указанию не­видимого Бога, и будут отданы царю. И он придет в Иерусалим, в то место, где ступали ноги Христа, истинного Бога нашего, и своими собственными руками установит там драгоценное древо и царскую диадему. И предаст он вместе с тем Господу Богу также душу свою.

И тогда поднимутся в этом городе три юнца, бесстыдных, глупых и бесполезных, и будут править в мире сто пятьдесят дней. И пос­ле этого, рассердившись друг на друга, по наущению дьявола, они объявят друг другу жестокую войну. И первый поднимется и вой­дет в Фессалонику, говоря ей: "Фессалоника, ты победишь врагов своих, ибо ты гордость святых, и тебя освятил Всевышний". И тог­да он вооружит народ свой с семи лет и старше, а жрецов и монахоз снабдит воинским вооружением. И он построит большие суда и пой­дет в Рим, и, став перед воротами, скажет ему: "Радуйся, трехулочный Рим, твой меч остер, твои стрелы многочисленны, и тебя чтут; храни же веру свою, чтобы не отпала она от тебя, ибо блаженны живущие в тебе". Тогда пойдут в поход светловолосые народы и прой­дут между Делосом и Аделосом, и примут друзей своих.

А второй юноша также выступит в поход на Месопотамию, а из островов - на Киклады, и отправит в поход жрецов и монахов из-за безумной ярости против остальных. И он поднимется, и он двинет­ся в центр мироздания (но некоторые говорят, что в Александрию), и там примет соратников своих, с которыми будет судим, рассер­женный и беснующийся.

А третий выступит и тоже вооружит Фригию, Карию, Галатию, и Азию, и Армению, и Аравию. И, придя в Силеон, он скажет ему следующее: "Ты называешься Силеоном, но ты не будешь ни похи­щен, ни захвачен никем из врагов твоих". Сказав это, он тоже пой­дет к непокоренному народу, то есть не бывшему под ним или его соратниками.

После того как они сойдутся вот так, друг против друга, тогда выкуют великую и страшную войну самим себе и изрубят друг друга на куски, подобно баранам в лавке мясника. И будут убиты эти три царя, и из-за этого убийства прольется кровь римлян, как нестер­пимый дождь, и ни одного из них не останется. Тогда смешается в том месте море с кровью их на двенадцать стадиев[29]. И затем каждая женщина станет вдовой, так что семь женщин будут стремиться об­рести одного мужчину и не обретут, до тех пор пока не услышат об этом и не придут мужи из чужой страны. И уцелевшие отроки станут мужчинами до срока, не понимая этого, как свиньи от вели­кой похоти. Тогда блаженны и трижды блаженны будут служащие Господу в горах и в пещерах, ибо не увидят творящегося прилюдно зла, но будут в одиночестве ждать у дверей великой милости, слад­чайшие агнцы, которым суждено быть принесенными в жертву ради Христа лукавым демоном Антихристом.

Тогда, из-за того что не будет ни одного благородного мужа, но все негодяи, поднимется позорная женщина из Понта и воцарит­ся в этом городе. Эта женщина - вакханка, дочь дьявола, колду­нья, падкая до женщин и мужчин, и во дни ее будут взаимные наве­ты, убийства прямо на улицах и в домах, и сын убьет отца, а отец сына, и мать убьет дочь, а дочь - мать, и брат убьет брата, а друг - друга, а будет великое зло и ненависть в этом городе, и в святых церквах- разврат, и распутство, и кровосмесительство, и игра на кифаре, и пляски, и сатанинские песни, и насмешки, и игрища, ко­торых человек не видел и не сможет увидеть вплоть до того времени. Ведь эта нечистая царица, выставляя себя богиней и сражаю­щейся с Богом, стремящаяся побороться с Ним, вымажет испражнениями святые алтари и запятнает весь народ грязью своего бес­стыдства. И она обратит лицо свое ко злу, и разграбит все имуще­ство церковное, и соберет драгоценные образа святых и драгоценные кресты, и святые Евангелия, и всякую книгу Апостолов, и всякую книгу Писания, и сделает большую кучу, и, подбросив огня, все ис­пепелит. И она разрушит церкви и будет искать мощи святых, что­бы уничтожить их, и не найдет, ибо Бог невидимой силой перенесет их из этого города. И тогда эта несчастная разрушит алтарь вели­кой церкви Мудрости Божьей и, сокрушив весь храм, встанет, по­вернувшись на восток, и надменно скажет Всевышнему следующее: "О тот, Кого называют Богом, разве побоялась я смести Твое имя с лица земли? Смотри, что я сделала с Тобой, бессильный, а Ты не можешь тронуть даже волос мой! Впрочем, погоди немного, и я опро­кину твердь, поднимусь на нее и посмотрю, кто сильнее, и увижу, кто имеет силу среди богов и богинь". Вот что скажет и сделает эта гангрена, и даже больше того, плюя в вышину и кидая камни; но я воздержусь от того, чтобы рассказать о ней еще более ужасное.

В то время Господь Бог Вседержитель согнет лук свой и необуз­данный гнев свой и со страшной силой всей своей мощи протянет длань свою к этому городу и крепко схватит его. И серпом мощи сво­ей он срежет слой земли с нижней части города и скажет водам, от века омывающим его, чтобы они поглотили его. И они в грозном послушании, со страшной скоростью и ужасающим грохотом изо­льются. И он снесет с земли его основание и поднимет его вверх, слов­но вращающийся жернов, так что находящиеся внутри города в сильном испуге будут кричать: "Горе нам!" И когда он опять будет сброшен, бурлящие снизу воды мощно низвергнут его, накрыв гроз­ным и бескрайним морем бездны. Вот так, сын мой Епифаний, при­дет конец нашему городу, и то, что я тебе рассказал, что впослед­ствии должно случиться с этим миром, есть те самые ужасы, кото­рые, как сказал Господь наш Иисус Христос, и будут началом мук.

Затем, после исхода этого города, наступит конец. И некоторые говорят, что по окончании царствования язычников Бог позаботит­ся о возвышении божественных царств Израиля, чтобы они правили все время до окончания седьмого века, приводя во свидетельство Реченное Исайей: "И будет в последние дни так, что поднимет Гос­подь Бог знамя по исполнении царствования язычников для овец, рассеянных среди язычников, и соберет погибших Израиля в свя­том граде Иерусалиме, и будет Израилю, как в тот день, когда он Ушел из Египта" а также сказанное блаженным Павлом: "Когда войдет полное число язычников, тогда весь Израиль спасется". Так единодушно говорят они, а Ипполит-мученик рек, что с пришест­вием Антихриста иудеи первыми будут введены в заблуждение; и Христос, свидетельствуя вместе с ним, говорил, что "Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете Меня; иной придет во имя свое и его примете", то есть что Он соберет их в городе Иерусалиме и отдаст им то, что им принадлежит, дабы отсечь от них тогда гибель­ное основание для рассеяния. Ведь не сделай Он этого, они сказали бы во время Суда, дескать, "если бы Ты собрал нас в Иерусалим и вернул нам наше, мы давно поверили бы Христу и отвергли основа­ние для ненависти, заключавшееся в том, что язычники предпочти­тельнее вас". А теперь, собранные и получившие свое и при этом пребывающие в том же самом неверии, как они спасутся, если вот-вот явится Антихрист среди них - Антихрист, которому они и пове­рят, согласно грозному слову Сына Божьего? Ибо один Бог не лжет, сказавший: "Я есмь истина". И вот когда Он соберет их, то прежде всего лишит их этого оправдания: ведь и Павел рек, что они спасутся не от вечного наказания, а от блуждания в течение стольких лет по чужим землям, от поругания язычников и от несказанного позора. Ведь пребывая в столь великой нужде и таком осмеянии, перенося в течение стольких лет насмешки язычников, они спасутся от рабства и ярма, потому что были собраны на своей земле, но не спасутся, как я уже сказал, от вечного наказания, ибо, если страдание не убе­дило их поверить в животворного и единородного Сына Божьего, как же убедит их так называемая радость? И так далее".

Епифаний сказал: "Оставь это, дражайший отец, а возвести мне следующее: ведь некоторые говорят, что эта великая церковь Бо­жья[30] не потонет вместе с этим городом, но с помощью невидимой силы повиснет в воздухе". А праведник ответил: "Что ты говоришь, дитя? Как же она останется, если весь город утонет? Неужели Бог живет в рукотворных храмах? Однако не совсем ложно это мне­ние: останется лишь колонна на Форуме, ибо в ней находятся дра­гоценные гвозди. Поэтому только она одна останется и будет спасе­на, так что проходящие корабли, привязывая к ней свои канаты, будут рыдать и оплакивать этот Вавилон, говоря: "Горе нам, что затонул город наш великий, в который мы заходили и в котором успешно вершили свои дела".

И скорбь по нему будет сорок дней. А после тех дней будет дана царская власть Риму, Силеону и Фессалонике, ибо конец уже будет близок. А потом дела пойдут хуже и ужаснее, и гибельнее: ведь в тот год отворит Господь Бог врата в Индалии, которые запер Алек­сандр Македонский, и выступят семьдесят два царя со своими наро­дами, так называемые нечистые народы, отвратительнее всякой мерзости и зловония, и рассеются по всей земле поднебесной, поедая живую людскую плоть, выпивая кровь, с наслаждением пожи­рая собак, мышей, лягушек и всякую мерзость мира. И горе всякой земле, по которой они пройдут. И потому в эти дни да не будет, Господи, христиан, если это возможно! Но знаю, что будут. И воздух в эти дни омрачится, словно в трауре, из-за пакости, которую сотворят эти отвратительные народы. Солнце превратится в кровь, взирая на мерзости, устремившиеся на землю. А луна и все звезды померк­нут, ибо станут есть они даже прах земной. Они обратят алтари в жаровни и используют драгоценные сосуды для мерзости. Тогда пусть населяющие Азию бегут на острова Киклады (потому что Азия будет оплакивать острова, а острова - Азию), ибо туда эти наро­ды не пойдут. Но горевать будут шестьсот шестьдесят дней.

Тогда поднимется Сатана-Антихрист из племени Дана (не соб­ственной силой, однако, он превратится в человека, вовсе нет, но Господь Бог сделает для него оболочку, позорную и мерзкую, дабы исполнилось в нем реченное пророками), и будет освобожден из ад­ских оков, в которые его заключил Владыка Христос, когда был там, и войдет он в оболочку, изготовленную для него. И когда обратит­ся он в человека, возмужает и воцарится, тогда начнет являть свое обольщение, как сказал Иоанн Богослов. Затем он поднимет войну против островов Киклад (островами же, как говорит Исайя, явля­ются церкви язычников), в то время как Илия и Енох, и Сын Гро­ма выйдут возвестить о его обольщении и о втором пришествии Гос­пода Иисуса Христа[31]. И он горько унизит живущих в то время хри­стиан, истязая их до последнего вздоха и губя - чудовищный негодяй! Тогда тот, кто не впадет в заблуждение, окажется большим и могущественным другом Христа, ибо блаженны все святые, но более, безусловно, те, которые засвидетельствовали святость свою во времена Антихриста, они блаженны и трижды блаженны, ибо величайшая слава примет их на бесконечные века. Но сначала он намеревается убить Илию, затем Еноха и, наконец, Сына Грома, а потом он предаст жестокой смерти тех, кто не верит в него. Тогда произойдет между ним и Владыкой страшная война: ведь когда он узнает, что существование этого мира подходит к концу, то в ужас­ном неистовстве выступит против неба, сверкая молниями, громы­хая и производя удары, так что от звука воплей поднебесная будет трястись и грозно звенеть. И кто тогда не будет потрясен и испуган, сладчайшее дитя? Блаженны тогда те, которые не соблазнятся про­тив Владыки нашего Иисуса Христа, истинного Бога нашего, блаженны тогда те, которые не отделят себя от рожденного святой Де­вой Марией, блаженны те, которые умрут из-за любви к Нему и изоб­личат в лицо дракона и ложь его, блаженны те, которые проявят мужество при встрече с драконом и храбро заклеймят его преступ­ления, прекрасные светочи, драгоценнейшие жемчужины, сладост­ные, милые и медоточивые сердца, и те, которые верят в Отца и Сына, и Святого Духа, в Святую, Единосущую и Животворящую Троицу".

В то время как блаженный сидел и вещал это, Епифаний, слу­шавший о том, что должно случиться с землей, зарыдал с глубокими стонами: ведь, как я уже говорил, он был слишком сострадателен. Затем он сказал святому: "Прошу тебя, скажи мне, как будет сме­тено с лица земли человечество и как затем произойдет воскресе­ние?" Святой сказал: "Одних уничтожат нечистые народы, других погубят в непрерывных войнах, а остальных верующих Антихрист убьет из-за Господа. А тем, которые поверят Антихристу, Господь Бог пошлет крылатых зверей, по слову Иезекииля, имеющих на хвостах своих жала, наполненные ядом, и те, у которых не будет на челе знака печати Христовой, цельного и чистого, будут ужа­лены этими зверями и, отравленные опасным ядом, умрут горест­ной смертью. Тогда, если кто-нибудь из святых, спрятавшихся от Антихриста в пустынях, будет найден, Господь силой Духа Своего соберет их всех в святом граде Сионе: это "вписанные для житья".

Когда Антихрист уже будет сражен и схвачен вместе со своими демонами, и заточен в оковы огненными ангелами, и заключен под стражу, чтобы предстать перед судом, и будет спрошен по справедливости о тех душах, которые он погубил, тогда ведь и прозвучит труба, и мертвые воскреснут нетленными. А затем живущие, как сказал Павел, оставшиеся до пришествия Господня, изменившись в мгновение ока от тления к нетленности, вместе с ними будут вос­хищены на облаках в сретение Господу на воздухе. Итак, когда кто-нибудь увидит, что мерзкие народы пришли в этот мир, о дитя, тогда он узнает, что все при дверях и что вскоре придет Судия" ,

Все это блаженный поведал Епифанию той ночью, когда они не спали, и я, ничтожный, был при этом. А когда в церкви прозвучал сигнал, Епифаний отправился туда, а блаженный стал наедине с самим собой молиться в его доме.

А с наступлением утра они опять сели и стали беседовать о духов­ном. И поскольку там лежала книга Василия Великого, святой по­будил Епифания взять и прочесть ее: было же это увещевательное слово на Крещение, начало которого: "Мудрец Соломон". Пока оно читалось, блаженный с удовольствием внимал, улыбаясь и радуясь, а Епифаний проливал слезы на книгу и издавал глубокие стоны. Тогда сказал ему блаженный: "Дитя мое, почему ты плачешь? Луч! ше радуйся, по слову блаженного Павла, рекшего: "Радуйтесь всегда! в Господе!" Ибо те, которые трудятся духовно, должны веселить­ся и радоваться, а те, которые, наоборот, исполняют желания дья­вола, пусть будут мрачными, потому что "свет Божий пришел в этот мир, но люди более возлюбили тьму, нежели свет"". Ответил ему Епифаний: "Разве я не грешник и не оплакиваю дурные деяния мои? Как мне оправдаться? Ведь этот святой говорит мне: "Когда, - гово­рит, - ты приблизишься к Богу? Когда мы признаем в тебе наше­го?" Слушая эти упреки, разве могу я не плакать над жалким сво­им оправданием? Да и как он примет его, великий господин?" Свя­той ответил: "Это слово, дитя мое (неужели ты не знаешь?), с упреком обращено к тем, кто еще не принял божественное крещение". Епи­фаний сказал: "Да, почтенный отец, и я это знаю, однако вот что говорят любители загадок из простого народа: "Тебе говорю, невест­ка, чтобы и теща услышала[32]"". Хотя Епифаний так ответил, блаженный, слегка улыбнувшись, убедил его еще почитать. И когда он читал, неожиданно до их ноздрей долетело благоухание, так что Епифаний трепетал и изумлялся долгое время. Но блаженный Анд­рей заметил того, кто принес это неиссякаемое благовоние. Когда же то слово было прочитано, исчез и аромат. Епифаний удивился, что с окончанием слова прекратилось приятное благоухание, и спро­сил праведника такими словами: "Прошу тебя, великий господин, скажи, что за аромат долетел до нас, когда я начал чтение?" Отве­тил блаженный: ""Как сладки гортани моей слова твои, лучше меда устам моим!" А уста и гортань следует понимать духовно, ибо это сказано о душевных устах и гортани". Епифаний молвил: "Оставь это и скажи мне, узнал ли ты что-нибудь из видения? Ведь и я знаю это благодаря твоим драгоценным молитвам". Блаженный же отве­тил: "Что мне сказать тебе, мой дорогой? Ангелы Господни были здесь в большом количестве, когда ты читал, а один из них, превоз­нося речения Святого Духа, согласно которым радость несет усла­ду, в веселии воскурял подобающие Божеству благовония". Епифа­ний спросил: "Но где находят фимиам, кадильницу и угли почтен­ные ангелы спасения, будучи нематериальными и не пользуясь материальным?" А блаженный, пристально взглянув на него и про­тянув ему свою руку, молвил: "Удивительные вещи ты говоришь, человече: ну кто тебе сказал, что ангелы обладают осязаемыми ка­дильницами или имеют мирские благовония, или нуждаются в уг­лях этого мира? Ведь духовные существа обладают духовным, а ма­териальные - материальным. Ангелы же, когда хотят кадить, ничто иное не воскуряют пред Святым Всевышним, кроме того, что выше всякого понимания, я имею в виду то сладчайшее благовоние, ко­торое исходит от грозного и неприступного Божества. А поскольку они находятся рядом с грозным троном Вседержителя, то принима­ют благоухание посылаемой оттуда молнии и поэтому непрерывно кадят несказанным ароматом божественности. И вот когда они считают нужным и хотят наделить кого-нибудь этой сладостью, то ста­новятся пред ним и обдают его лицо божественным благовонием в той мере, в какой желают, так что он оказывается в радостном недо­умении, вдыхая сладчайший аромат. Они распространяют благово­ния и иным образом (принося какие-то из райских цветов), и в сво­ем невидимом присутствии наполняют ими дыхание человека. Свя­тые ангелы, однако, имеют позволение тремя способами окуривать тех, кто относится к ним с любовью и почтением. Во-первых, когда читаются священные книги, они невидимо располагаются вокруг, желая послушать богоугодные речения Святого Духа. Во-вторых, когда кто-нибудь молится и ведет беседу с Богом, они с большой любовью становятся рядом и молятся вместе с ним. В-третьих, ког­да кто-нибудь из-за своей любви к Богу терпит побои, страдание или плеть, тогда они имеют право воскурить благовоние, умастить и подбодрить того, кто страдает за благочестие.

Ведь написано, что когда безбожник Юлиан отправлялся похо­дом на персов, он решил спуститься к Пифийскому демону, находя­щемуся в Дафне, чтобы тот дал ему откровение о предстоящей вой­не - победит он или проиграет. И вот когда он принес жертвы Пифийской статуе, та поведала ему, что не дает откровений в эти дни, так как там лежат самые стойкие и богоугодные мощи славных и трижды благословенных мучеников - Вавилы и трех мальчиков. Тогда нечестивый отступник приказал антиохийцам без трепета и страха перенести их оттуда и положить там, где он хочет, давая, та­ким образом, свободу лукавейшему духу, явившемуся ему. И тогда все жители города, выйдя со свечами, песнями и мольбой, взяли урну святых и двинулись в путь с песнопением: "Да постыдятся все слу­жащие истуканам, хвалящиеся идолами". Говорили они, не стра­шась, и что-то другое. А богоненавистный царь услыхал это и при­казал правителю города задержать всех, кто участвовал в молении. Тогда правитель, выбежав на широкую улицу, многих схватил и заключил в тюрьму; в их числе привели к нему и одного мальчика из городской знати, будто бы лет пятнадцати, именем Феодора. Был он прекрасен видом и совершенно безупречен, и говорили, будто он во всеуслышанье называл себя христианином и слугою Христо­вым. Правитель, долго увещевая его отступить от истины, не смог убедить его. Увидав, что тот не подчиняется, он приказал повесить мальчика на столбе, высечь и пытать. И вот он был подвешен на кресте и выдержал мучения, а к вечеру его сняли со столба и броси­ли в заточение.

Проведя несколько дней в тюрьме вместе с остальными заклю­ченными, благочестивый тот мальчик был освобожден, как и все арестованные, после того как беззаконный царь-отступник погиб на войне. Когда, наконец, он оказался дома, стали расспрашивать его друзья, родственники и сверстники вместе с родителями, целуя его раны и говоря ему: "Что чувствовал ты, господин Феодор, когда висел на столбе и святую плоть твою разрывали когтями?" Он же отказался говорить. Все же, долго упрашиваемый, он нехотя рас­сказал им следующее: "Когда меня подвесили к столбу и начали пытать, сперва я с трудом терпел и, утешая себя, говорил: "Несчаст­ный Феодор, мужественно переноси и терпи эти страдания; иначе ты попадешь в самую середину вечного огня". И как только я это сказал, вдруг вижу: вот четыре евнуха с лицами, прекрасными, как роза. И один из них будто бы держит какую-то чашу, белую и блес­тящую, поражающую взгляд человека своим видом и приводящую в экстаз, а у другого в руках позолоченный сосуд, полный божествен­ного мира, словно источающего розовый аромат, остальные же двое держат на вытянутых руках белые, словно снег, покрывала, сло­женные вчетверо. Оказавшись позади меня, один из них говорит тому, кто держал сверкающую чашу: "Неси ее ко мне". А тот, под­неся чашу, говорит держащему позолоченный сосуд: "Вылей сюда". Он опрокинул сосуд, и излилось из него миро, проникнув в глаза мои наподобие молнии и через внутренности мои рассеявшись по всем членам, так что благоухание того мира победило и преодолело ужасные страдания, которые выпали мне из-за пыток. Наконец, один из них принес то самое полотно и, смочив в чаше, наложил на лицо мое и держал долгое время, так что от приятнейшего того удо­вольствия я, как уже говорил, забыл свои страдания. Когда наложивший полотно поднял его с моего лица, подошел другой, в свою очередь готовый наложить полотно, и они продолжали делать это до тех пор, пока терзавшие меня не остановились и не сняли меня со столба. И как только это произошло, они в то же мгновение отошли от меня. Я же, лишившись сладчайшего того удовольствия, сильно опечалился и даже хотел еще подвергнуться пытке. Ведь Бог уверя­ет нас, что это такая вещь, которой ум человеческий ничто не мо­жет уподобить. Ибо только начало и зрелище страданий несет ис­пытание, в то время как вся сила производимых пыток не чувству­ется, благодаря милости Божьей".

Так, стало быть, мой Епифаний, все тогда и закончилось. Я же поведал тебе об этом, дабы узнал ты, как святые ангелы кадят страж­дущим во имя Господа". Послушав об этом чуде, Епифаний внут­ренне задрожал и сказал, рассуждая в сердце своем о праведнике: "Сколь божественны слова человека, которого считают безумцем! А воистину безумные с отвращением смотрят на него, как на пар­шивого пса посреди города. Увы, в этом городе не найдется другого такого светоча, как этот святой".

Случилось так, что, пока Епифаний размышлял об этом, насту­пило время божественной литургии. Он встал и отправился в цер­ковь, потому что имел обыкновение всегда с большим рвением при­нимать участие в литургиях святой Церкви и пользоваться священ­ными книгами для потребностей своей души. А когда он вернулся, стол был накрыт, и они оба отведали даров Господа. Присутствовал при этом и я, недостойный, находясь между святыми Всевышнего, как пес, и наслаждаясь духовными беседами Андрея. Ведь он бла­годаря Святому Духу понимал языки других народов, какой кто хотел, так же как и трудные места Писания, какое бы ни было не­понятным, ибо в этом его образование достигло вершины. Был он также столь чист и красноречив и обладал такой небывалой проница­тельностью, что благодаря поразительному созерцанию Духа Святого, он знал умопостижимое и чувственное так же хорошо, как двадцать четыре буквы алфавита. Однако он общался только со мной и с Епифанием, когда ко мне являлся или к нему заходил, и никому друго­му даже ни единого слова по поводу Писания не произнес. Когда мы однажды сидели за трапезой, Епифаний сказал святому: "Отец мой, что означает "хлеб"?" Праведник ответил: ""Наилучшее", ибо Муд­рец, который должен был назвать его "наилучшим", изъяв йоту и сигму, нарек "хлебом"".

А Епифаний, улыбнувшись на это, снова с великим страхом по­вел речь о непостижимой божественности, и оба стали говорить, что "божественность есть дух, то есть некий дух, более скрытый, непо­нятный и невидимый, чем все его творения, весьма сладостный и несущий нескончаемую радость, тончайший, беспредельный и по­разительный, скорее умопостигаемый, чем созерцаемый, посколь­ку сущность его - каков он есть - не поддается описанию, и он не может быть исследован, потому что не вмещается в человеческий ум. Вот почему, когда божественность отворяет очи и становится видимой тому, кому пожелает, в его сердце изливается мед мол­нии - весьма сладостный - и, не останавливаясь, мощно захваты­вает его, мягчайший, благостный, невыразимый и вообще ни с чем не сравнимый. А находящееся над небесной твердью (то есть воз­дух), простирается на такую высоту, какую никто не может по­стичь. Ибо насколько поднимешься в рассуждении, настолько ниже окажешься, потому что эта вещь бесконечна. Положим даже, ты отыщешь вершину, но что тогда, по твоим предположениям, находится, в свою очередь, выше? Конечно же, грозное пространство, а затем огромное, неоглядное и бескрайнее море. Но оставь это и взгляни вот на что: ниже земли находится вода, под водой - пропасть, ниже пропасти - Аид, ниже Аида - бездна, ниже бездны - Эреб и воздух, темный и непроглядный, и опять: ниже бездны - бездна и ниже хаоса - хаос, и так далее. Я ведь часто спускался туда в видении, чтобы разглядеть предел земной кручи, и не находил. Затем я мысленно бросался и проходил с быстротой молнии сквозь мрачную бездну бездн, и, погрузившись в хаос и огромное, неоглядное море бездны и не столкнувшись ни со стеной облаков, ни с каким бы то ни было содержимым, я с трудом извлекал себя оттуда при помощи разумного и созерцательного духовного ока; И после своего восхождения оттуда я в непреодолимом видения отправился на восток; благодаря же силе Господа Саваофа я стал видеть все весьма отчетливо и вдруг узрел в одно и то нее время край земли и край неба. И снова прошел я ширь востока и нашел реку, на которой лежало небо, запирая изнутри поверхность земли. И я вдруг увидел оттуда множество вод земных и небесных, текущих на вос­ток, светящихся, белых и неописуемых. И снова я подался наверх и едва смог выйти из-под массы вод".

А после этого святой снова говорит ему: "Посмотри, сладчайшее мое дитя, какова будет у меня последняя речь к тебе, потому что более ты не взглянешь и не увидишь меня, ни живого, ни мертвого, ни даже мысленно. Я же расскажу тебе начистоту все, что в конце концов случится с тобой, чтобы ты всегда помнил обо мне и непрестанно хранил слова мои. Ведь после кончины отца твоего тебе пред­стоит принять монашескую схиму и стать знаменитым, по милости и благодати Единородного Сына Божьего. И распространится мол­ва о тебе, хотя и изменится имя твое в схиме. И когда овдовеет эта святая церковь, Господь побудит тебя стать светочем и проводни­ком, и опытнейшим пастырем заблудших душ. Тебе также предсто­ит проповедовать имя Христово, и жребий твой будет среди святых. Но ты, дитя, имей в душе своей страх Божий и люби Его всем серд­цем своим, и молись Ему непрестанно с обильными слезами. Вспо­минай и меня всегда в священных твоих приношениях, когда, со­вершая литургию, ты будешь стоять пред Господом в великом бла­гоговении и смирении. Послушай, Господь Бог будет тебе защитой, предоставив тебе более того, что ты заслужишь сам, а благословен­ная и прославленная Богородица станет наставницей и помощни­цей тебе. Посему подойди сюда, дитя, и давай вместе преклоним колени пред Господом и в последний раз помолимся".

И, став на колени, они стали молиться: "Отец, Сын и Дух Святой, животворящая и нераздельная Троица! Мы, бедные, блуждающие, нищие и нагие, не имеющие, где голову преклонить, молим Тебя! Во имя Твое мы склоняем колени наших душ и тел, сердца и духа, мы просим, призываем и умоляем тебя: Бог, Бог с грозным именем Саваоф, благой и святой Владыка, Создатель, Творец, Вседержитель, приклони ухо Твое и благосклонно прими просьбу, мольбу и про­шение нас, смиренных! Удостой нас очищения силой Твоей и име­нем Твоим, сострадательный и милосердный, великодушный и мно­гомилостивый Господь! Приди, Отец, Сын и Святой Дух! Приди, грозная молния божественности! Приди, грозная сила! Приди, во имя Отца и Сына, и Святого Духа, и благослови нас, и освяти! Смешай и наполни нас Святым Духом, сочувствуя прегрешениям нашим, ко­торые мы совершили в слове, деянии, желании или мысли. Умоля­ем Тебя: прости, оставь, отпусти их нам, добрый, мягкосердечный, снисходительный, сострадательный, многомилостивый! Не усты­ди нас и не отвергни от лица Твоего, о склоняющийся с радостью и очарованием сладчайшей любви к просьбам тех, кто любит Тебя. Прошу Тебя, Владыка, будь милостив к сыну моему, склонившему колени позади меня, ничтожного! Освети его очи вспышкой Твоей божественности, очисти его духовные чувствования Святым Духом Твоим, укрась размышления души его несказанным ароматом веч­но живой Твоей благодати, вдохни в него дух мудрости, дух силы, дух стойкости, дух любви, мира и кротости, дух обильных слез, дабы он, направляемый и ведомый ко благу священной Твоей десницею, сотворил все наилучшее для Тебя, обретя спасение в силе Твоей!"

Помолившись так, святой встал, поцеловал глаза Епифания, его лицо, и грудь, и руки, и, повелев ему спокойно пребывать в своей комнате, удалился, оставив его горько плачущим. Он отправился в места для прогулок, в нижние портики, и в течение всей ночи мо­лился за тех, кто пребывает в опасностях, в страданиях, в нужде и плену, и за весь мир. Затем он лег на землю и, узрев всех святых, пришедших к нему, словно друзья, с улыбкой на лице испустил дух. И вдруг аромат мира и фимиама распространился в том месте, где святой испустил дух. И тогда одна бедная женщина, жившая непода­леку в хижине, ощутив сладость благовоний и мира, благоухающих, несравненных и уму непостижимых, поспешно встала, попросила огня, и пришла в то место, откуда доносился аромат. Там она обна­ружила блаженного, окончившего свою жизнь, и божественное благоухание, источаемое еще сильнее прежнего, и поток мира, чудесно изливающийся от останков его, словно река. И побежала она, и с клят­вами стала рассказывать другим об этом чуде, призывая Бога в свиде­тели. И хотя многие побежали туда, но, приблизившись, никого уже не нашли, разве только удивились сильно аромату мира и фимиама. Останков же праведника нигде не смогли обнаружить, потому что Господь перенес их по своему решению в те места, которые знает один лишь Он, ведающий даже о тайных подвигах святого.

Скончался же блаженный Андрей, тайное солнце и столп огнен­ный высотою с небо, бедный странник и безумец ради Господа, отвергаемый всеми, в месяце мае, двадцать восьмого дня, проведя шестьдесят шесть лет в тайной борьбе - но Богу его служение было известно.

Я же, Никифор, милостью Вседержителя Бога находящийся в числе священников той великой церкви в Царице городов, которая названа Мудростью Божьей, описал эту удивительную и достойную хвалы жизнь отца Андрея, почитаемого среди святых; одно я уви­дел собственными глазами, а другое узнал от славного Епифания, ставшего здесь архиепископом, и прибавил к сочинению, благода­ря милости и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, у ко­торого слава и власть во веки веков. Аминь.